Меня дважды уводят для разговоров с Эстебаном и Беатрис. Они просят меня сказать, где находятся «Свитки Тингведлира». Я боюсь, страх поглощает меня. Но я не говорю ни слова.
2
Когда в следующий раз за мной приходят, охранник надевает мне на голову капюшон. Страх переходит в панику. Дышу со страшной силой. Пытаюсь вырваться. Плачу как ребенок.
Охранники тащат меня по подвалу, несут по лестницам, по длинному коридору, вносят в комнату, привязывают к стулу. Я пробую вырваться.
Дверь закрывается.
— Помогите! — кричу я. — Помогите!
Пытаюсь прокусить зубами дыру в капюшоне.
— Паниковать не надо, — говорит Эстебан. — Ткань пористая. Пропускает кислород.
— Снимите!
— Дыши ровно.
— Снимите, говорю я!
— Ты крепкий орешек, Бьорн Белтэ.
— Сними с меня колпак!
— Скоро сниму.
— Я не могу дышать!
— Чуть-чуть потерпи.
— Немедленно!
— Конечно, ты можешь дышать.
— Пожалуйста, снимите! Пожалуйста!
— Если ты немного помолчишь и дашь мне сказать, я сниму.
В жаре и влаге под капюшоном я пытаюсь успокоиться. Три, два, один…
— Вот так-то будет лучше.
— Пожалуйста. Поторопитесь.
— Бьорн?
— Да.
— Ты встретишься с шейхом.
— Шейхом Ибрагимом?
— Лицом к лицу.
Мне кажется, монах, находящийся в монастырской часовне, чувствует присутствие Бога так, как я чувствую присутствие шейха в этой комнате, словно он вытесняет кислород.
— Так вы с ним заодно?
Эстебан смеется.
— Ну хорошо. Можно сказать и так. Почти никто в мире не встречал шейха.
Хочу вдохнуть воздух, а вдыхаю мое собственное дыхание. Представляя меня шейху, он тем самым подписывает мне смертный приговор. Так я это понимаю.
Эстебан развязывает веревку на шее и снимает с меня капюшон. Я ловлю губами свежий воздух, моргаю и ищу взглядом шейха. Но вижу я только Эстебана с капюшоном в руке. За окном темнота. Настенные часы показывают 23.30. Я дышу долго и глубоко. Из-за паники и клаустрофобии я весь покрылся потом.
— Где он?
— Он здесь.
Я растерянно смотрю по сторонам. Но в комнате только мы двое. Эстебан встречается со мной взглядом.
— Шейх — это я.
3
Я долго смотрю на него. Жду, что он начнет смеяться и скажет, что пошутил. Дверь раскроется, и шейх Ибрагим величественно вплывет во всем своем великолепии.
Но может быть, это правда.
Эстебан ходит вокруг моего стула.
— С того момента, когда я мальчишкой, — говорит он, — узнал от отца историю о хранителях, манускриптах и мумии, все в моей жизни было подчинено одной задаче: найти копию Асима, то есть «Свитки Тингведлира». Как ты знаешь, и я, и мой дворец находимся под покровительством Ватикана. В разных областях. Не в последнюю очередь в финансовой. Так что мне нужно было заниматься моим маленьким проектом параллельно. От отца я унаследовал страсть: довести коллекцию манускриптов во дворце Мьерколес до идеала. И я рано понял, что мне нужно альтер эго. Слишком многие знали, кто я. Начали бы задавать вопросы, если бы я появлялся на аукционах или бродил по крупнейшим антиквариатам, архивам и библиотекам мира. Поэтому я придумал шейха и дал ему целый штаб сотрудников.
— А почему именно шейха?
— Почему бы и нет? Ибрагим аль-Джамиль ибн Закийя ибн Абдулазиз аль-Филастини. Хорошо образованный, цивилизованный, богатый, избегающий внимания шейх с базой в Объединенных Арабских Эмиратах. Щедрый спонсор, даритель, занимающийся поддержкой, пожертвованиями и благотворительностью. Как шейх, я финансировал факультеты университетов и отделения научно-исследовательских институтов. Но все, что я делал, все распоряжения, которые я отдавал, преследовали только одну цель: добыть информацию, которая могла привести меня к тем пергаментам, которые ты нашел в Тингведлире. Я общался с исследователями и гангстерами. Нанимал ученых и антикваров. И всегда я действовал через подставных лиц. Всегда. Никто не встречался с самим шейхом. Никто не знал, кто он. Даже моя дорогая сестра Беатрис не знала, что я и шейх — одно и то же лицо. Он никогда не жил в одном доме больше недели. Никто никогда не знал, где он сейчас находится. Шейх оперировал через свою организацию. Это была паутина лжи и обмана. Фикция.
— Почему ты выдаешь мне эту тайну?
— Потому что я хочу, чтобы ты понял, насколько важно для меня завладеть «Свитками Тингведлира». Я хочу, чтобы ты понял, почему ты должен рассказать мне, где они.
— А если я не расскажу?
Он подходит ко второй двери, открывает ее и машет кому-то, кто там сидит в ожидании.
ХАССАН
1
В комнату, покачиваясь, вступает всей своей огромной массой Хассан. Хассан Громила.
— Если у нас не получится сотрудничество, — говорит Эстебан, — мне придется просить Хассана переубедить тебя. Но давай не будем доходить до крайностей. Я рассказал тебе правду в надежде доказать, насколько важно это для меня, как серьезно я работаю и то, что не остановлюсь ни перед чем, ни перед чем!
Перочинным ножом Эстебан разрезает ленту, которой я был привязан к стулу.
— А если я расскажу, то ты отпустишь меня и Библиотекаря?
— Конечно.
Но мы оба знаем, что он не может допустить, чтобы его тайна вышла за стены этой комнаты.
Он втягивает воздух между зубами. И вынимает из ящика секретера то, что я сразу узнаю.
— Я любопытен, Бьорн. Расскажи мне, как ты вот из этого, — он кладет передо мной на стол «Кодекс Снорри», — узнал про пещеру в Тингведлире!
Вид пропавшего манускрипта преподобного Магнуса взволновал меня. Я представляю себе моего друга, сидящего за столом, слышу его голос.
— Я знаю, ты думаешь, будто мы украли кодекс у преподобного Магнуса. Будто мы убили священника. Но ведь он сам пытался продать его нам. Преподобный Магнус раздумал, но это меня не касается. Мы не собирались его убивать. Просто у него сдало сердце. Вот и все.
Эстебан бросает взгляд на Хассана. Огромный иракец смотрит прямо перед собой, ничего не говорит, как будто нет ни Эстебана, ни меня, а его мысли бродят по мировому пространству.
Все так просто.
Руками, дрожащими так сильно, что мне трудно держать кодекс, я листаю страницы и дохожу до последней, стихотворение с которой навело нас на оригинал «Саги о Святом Кресте», который, в свою очередь, привел нас к гроту. Эстебан радостно смеется. Потом переводит взгляд на Хассана, который хлопает глазами.
