— Вы знаете о существовании этого манускрипта?
— Natuurlijk!
[44]
— Я так и думал.
— Полагаю, ваш приезд связан с убийствами Кристиана Кайзера, Тараса Королева и бедняжки Мари-Элизы Монье?
— Вы осведомлены лучше, чем полиция, ван Рейсевейк.
— Я полагаю, что в вашем распоряжении есть некая копия… het handschrift?
[45]
— Возможно. Я не знаю. Пытаюсь собрать нити. Понять.
— Не удастся ли мне уговорить вас посетить нас еще раз? — В голосе появились нотки доброжелательности. — На этот раз гарантирую иной прием.
4
Молчаливая женщина приоткрыла дверь и, смущенно улыбаясь, сняла цепочку.
— А вот и снова я! — пропел я и сладко заулыбался. Это мой обычный метод, помогающий сгладить неловкость любого положения.
Входя в квартиру Дирка ван Рейсевейка, вы словно покидали современную жизнь, брызжущую солнцем и смехом, и проникали в библиотеку, дремлющую под слабым светом пыльных старых ламп. От пола до потолка прихожая была заставлена книгами. Старыми, новыми, тонкими, толстыми. Воздух был насыщен тяжелым запахом бумажной пыли и переплетного клея и еще знаниями. Комната в конце коридора казалась складом антикварного магазинчика. Даже на маленькой кухне повсюду лежали книги.
— Сожалею, что напугал вас в прошлый раз, — сказал я. — И спасибо за то, что вы передали мою визитную карточку.
Не говоря ни слова, она повела меня по коридору, стеллажи в котором угрожали обрушиться под весом книг, потом по узкой лестнице, ступеньки которой жалобно заскрипели под нами.
Не скрою, что я представлял себе Дирка ван Рейсевейка ярко выраженным сатанистом, элегантным мужчиной дьявольского облика с проблесками седины на волосах и заостренными ногтями, сидящим в кожаном кресле с боковыми выступами вокруг головы, окруженным черными стеариновыми свечами, кошками и полуобнаженными рабынями, готовыми повиноваться любому взмаху руки этого супермена.
А действительность оказалась такой. Дирк ван Рейсевейк лежал на широкой кровати в спальне, пахнущей камфарой и болезнями. Он был тщедушным костлявым стариком, с возрастом утратившим былые силы и энергию, с бесцветными глазами и блеклой кожей. Под пушком на голове просматривалась лысина.
Занавески задернуты. Ночной столик и пол под кроватью заложены книгами и стопками бумаги.
— Господин Белтэ! — Он протянул мне руку. Его пожатие было вялым. Дыхание отдавало металлом.
— Называйте меня Бьорн.
— Я извиняюсь за все это, — он провел рукой вокруг себя, — но я очень болен. Годы похитили мое здоровье. Ну да ладно. Хватит об этом. Спасибо, что вы вернулись. Dank и!
[46]
— Спасибо за приглашение.
— Прежде всего позвольте вам представить Моник.
Моник…
Имя с сайта Мари-Элизы Монье…
Я удивленно оглянулся и взял ее руку. Маленькую и теплую. Когда я пожимал ее, возможно, нажал слишком сильно, она сделала почти незаметную гримасу. Как будто она не привыкла, что кто-то дотрагивается до нее.
— Она немая. Вы, наверное, удивились, почему она такая тихая.
— Бьорн, — назвал я себя. — Белтэ. Но это вы уже знаете.
— Не надо так кричать. Я сказал, что она немая, а не глухая.
— Извините.
— И кстати, она вовсе не отставшая в развитии или тупая. А совсем наоборот. — Его смех перешел в приступ кашля.
Из нагрудного кармана Моник вынула блокнот.
«Простите! Что так грубо прогнала вас!» — невероятно быстро написала она. Почерк был изящный и легко читаемый. Вперемешку английский и нидерландский языки. Я ожидал продолжения, но его не последовало.
— Все в порядке. Забудьте об этом.
Моник пододвинула мне стул. Сама осталась стоять, прислонившись к стене.
— А дьявольское Евангелие, которое привело вас сюда из далекой Норвегии? — спросил Дирк ван Рейсевейк.
Его фраза прозвучала как вопрос, но подразумевалось, скорее, что она будет воспринята мной как приглашение рассказать все, что я знаю. И я рассказал. Когда я закончил, Дирк долго общался со своими воспоминаниями.
Наконец он сказал:
— Во многих отношениях Евангелие Люцифера определило всю мою жизнь. Я не буду мучить тебя, дорогой Бьорн — позволь мне так к тебе обращаться, — своей манией. Но более всего на свете я хотел разгадать загадки, связанные с этим так называемым Евангелием. К сожалению, время и здоровье уходят от меня. Похоже, что все свои вопросы я унесу с собой в могилу. Правильно я понимаю, что текст, который ты привез из Киева, — это Евангелие Люцифера?
— Это всего лишь гипотеза. Поэтому я и приехал. Я надеялся, что вы поможете мне разобраться.
Дирк закашлялся. Моник помогла ему сесть. Когда кашель наконец кончился, она поправила подушку так, чтобы Дирк мог говорить сидя.
— Как ты нас нашел? — спросил он.
Я рассказал. Про сайт в Интернете. Про данные Моник и электронный адрес. Про письмо Мари-Элизы Монье. Про СМС-сообщение с ее телефонным номером. Про мои разыскания их адреса по телефону.
— Да, никто не может полностью защитить себя, — сказал Дирк ван Рейсевейк. — Я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое. Хочу быть в стороне. Это все. Очень многие… — Он резко остановил себя. — Бедняжка Мари-Элиза. Она приезжала к нам. Много раз. Что известно о ее убийстве?
— Очевидно, Мари-Элизу убили те же люди, которые раньше убили Кайзера и Королева. Способ убийства тот же. Есть явная связь. Только я не понимаю какая.
— Трагедия! Жуткое преступление. Мне не могло прийти в голову подвергать жизнь Мари-Элизы опасности. Я чувствую себя виноватым за ее убийство.
— А убийцы, — спросил я, — сатанисты?
Дирк ван Рейсевейк долго смотрел на меня, потом ответил:
— Сатанисты? Какой странный вопрос!
— Разве? Что противоестественного в том, что охоту за Евангелием Люцифера устроили сатанисты?
— А что ты знаешь о сатанизме?
— Не очень много. Это поклонники дьявола. Служат черные мессы, в которых христианские ритуалы и символы искажаются и подвергаются насмешкам. Они приносят в жертву грудных детей, поджигают церкви и устраивают оргии…
— Если ты имеешь в виду не фильмы ужасов, то те, о ком ты только что сказал, скорее бунтовщики и клоуны, чем настоящие сатанисты.
— А кто же такой настоящий сатанист?
Дирк ван Рейсевейк поудобнее устроился на кровати.
