— Разве Мари-Элиза не подвергала опасности отца, посылая ему телефон?
— Видимо, она подумала, что все обойдется, если вынуть батарейку. Кроме того, она справедливо рассудила, что преследователи потеряют интерес к телефону, если схватят ее. В-третьих, отец живет в многоэтажном доме в густонаселенном районе. Тут уж никакой мобильник не выследить.
Моник написала: «И к тому же было слишком поздно! Они уже знали, что она здесь».
Симонетта откинула голову и посмотрела на кроны деревьев, росших вокруг часовни.
— Видимо, они держали ее взаперти в каком-то месте недалеко отсюда. Бог знает где. И почему.
— Кто ее нашел?
— Одна пара, которая использовала эту часовню, — несмотря на слезы, Симонетта смущенно улыбнулась, — как место свиданий.
Я посмотрел на руины и на ленту ограждения, которая колебалась на ветру. Часовня на поляне, окруженная деревьями, выглядела очень привлекательно.
— В этой местности люди живут уже более пяти тысяч лет, — сказала Симонетта, когда немного пришла в себя. — Это ведь очень давно, правда? Пять тысяч лет… Но и это ерунда. Здесь, в Южной Франции, люди и неандертальцы жили бок о бок уже пятьдесят тысяч лет. Потом неандертальцы вымерли. Люди остались.
Я ждал продолжения, но его не последовало. Симонетта задумчиво смотрела на лес:
— Сначала полиция не могла понять, кто она. Она ведь не из местных, правда? Но кто-то из полиции обратил внимание на сообщение из Парижа о поиске пропавших, в котором числилась Мари-Элиза. Мой молодой человек — полицейский. Он знал, что я ее подруга. И тогда меня пригласили на место преступления для опознания.
— Я понимаю, это тяжело, но все-таки ты можешь описать, что увидела?
Симонетта вздохнула.
— Я спрашиваю, потому что недавно сам побывал в такой ситуации.
Симонетта бросила на меня удивленный взгляд.
— Кайзер был моим другом и коллегой, — объяснил я. — Это я нашел его. — Пауза. — В квартире. Обнаженного.
Симонетта не отрывала от меня глаз. Мы оба чувствовали себя будто бы частью некоего тайного сообщества, нас связали мой умерший друг и ее умершая подруга.
— В этом есть что-то ненормальное. Совершенно ненормальное. Она лежала на алтаре. Обнаженная. Со скрещенными на груди руками. На ней ничего не было, кроме венка из цветов. На голове. Ее положили на шелковую ткань. Очистили от мусора пространство вокруг алтаря. В часовне было полно сгоревших свечей… — Она закрыла глаза. Потом открыла их, встряхнув головой, словно хотела изгнать навязчивые картины. — Ненормальное. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Что-то ненормальное!
2
Я люблю все старое. Прошлое рассказывает о том, откуда мы пришли. И куда идем.
Крепость Каркассон с двойными стенами и замком с башней — часть Средневековья и не может восприниматься в отрыве от истории. Когда-то давно, восемьсот лет назад, христианская секта катаров населяла этот южнофранцузский регион. Их тысячами истребляла Католическая церковь. Некоторые считают, что это истребление объясняется борьбой за огромные земли. Другие полагают, что дело исключительно в религиозных противоречиях. Католики относились к катарам как к язычникам. Третьи выдвигают теории, будто бы катары скрывали святой Грааль.
Утомленный жизнью портье в гостинице, куда вошли мы с Моник, не был похож на человека, который может во что-то верить. И уж во всяком случае, в загадки прошлого. Чуть заметный слой косметики на лице. И сколько угодно свободных номеров. После утомительной поездки из Парижа и встречи с Симонеттой у часовни, Моник и я отправились принять душ и передохнуть. К сожалению, каждый в своем номере.
3
На закате мы встретились в крепости с Симонеттой и ее возлюбленным, полицейским Франсуа Сарду.
Вечер был теплым, полным мошкары и запахов, долетающих от многочисленных грилей из ресторанов. С площади доносились звуки музыки чересчур громкого духового оркестра.
С Франсуа Сарду разговаривать было очень трудно. Это был полицейский до мозга костей, он все время отвлекался на разговоры с прогуливавшимися коллегами и знакомыми, которым можно было бы рассказать, кто мы и почему он с нами беседует. Сильнее преданности своей работе у него была только влюбленность в Симонетту. Она попросила его встретиться с нами, и он не мог отказать ей.
Мы устроились на скамейке в сторонке от людей, в тени деревьев за внутренней стеной крепости. И постепенно он начал расслабляться. Он рассказал, что следствие открыло не очень много нового о Мари-Элизе и ее убийцах. «Не очень много нового» — совсем не преувеличение. Допросив свидетелей и просмотрев записи камер наблюдения, они установили, что Мари-Элиза сошла с поезда на станции Каркассон 23 мая, во второй половине дня. Багажа у нее не было. На станции она отправила почтой небольшой пакет. По-видимому, мобильный телефон. В кондитерской напротив станции она купила багет, который съела по дороге к квартире Симонетты. По словам соседки, которая, вообще-то, не имела обыкновения следить за всеми приходящими и уходящими, Мари-Элиза позвонила в дверь и некоторое время ждала на лестнице. Другой сосед, который спустился, чтобы вынуть почту, сообщил, что Симонетта уехала за границу. После этого Мари-Элиза бродила по улицам, пока наконец не поселилась в средней руки гостинице на бульваре Жана Жореса. После нескольких часов, проведенных в номере, она сдала ключ портье и пошла делать необходимые покупки. По словам портье, в руках у нее была туристская карта города.
Больше ее никто не видел.
4
В полицию сообщение об убийстве Мари-Элизы Монье поступило утром 3 июня. Влюбленная парочка увидела труп накануне вечером. По разным причинам — из-за шока от обнаружения мертвой женщины, ужаса от возможности быть замешанными в уголовную историю и страха перед ревнивым мужем — они не сразу сообщили о находке.
— Мы тут же поняли, что это было не обычное убийство по пьянке, — сказал Франсуа Сарду. — Все говорило о ритуальном характере убийства. Обнаженная женщина лежала на шелковой ткани на алтаре в часовне. Убийцы потратили время на то, чтобы вплести цветы в ее волосы. Зажгли шестьдесят шесть свечей. Но самое страшное мы обнаружили только после вскрытия.
— Расскажи им! — тихо сказала Симонетта.
— В интересах следствия и чтобы не тревожить публику, некоторые сведения мы не передали прессе. Я попаду в неприятную ситуацию, если они станут известны.
— Мы ничего не расскажем. Мы ведем частное расследование, мы не журналисты.
— Вскрытие обнаружило некоторые странные детали.
Я начал догадываться, какие именно.
— Тело лежало со сложенными на груди руками. Руки были крепко сжаты. Но когда медик раскрыл правую руку, он обнаружил…
— …амулет!
Франсуа Сарду изумленно посмотрел на меня.
— Бронзовый, — продолжил я. — С пентаграммой и трикветром.
