— Как? При помощи террора?
— Очевидно. Но что может быть целью террористической атаки, которая начнет мировую войну? Взорвать бомбу в «Куполе над скалой»?
[136]
В здании ООН? На нефтяной платформе? Во время вручения премии мира в Осло? На спортивных соревнованиях вроде Олимпийских игр, чемпионата мира по футболу или Суперкубка?
[137]
Устроить химическую или радиоактивную атаку на один из западных мегаполисов? Взорвать, например, «грязную бомбу»
[138]
в Нью-Йорке?
На протяжении долгих секунд я представлял себе жуткие картины, одну за другой. Марк перестал говорить.
— Вы молчите, — констатировал он.
— Я размышляю.
— О чем?
— То, что вы мне рассказали, по-видимому, секретно. Совершенно секретно.
— Конечно.
— И тем не менее вы рассказываете это мне. Ни с того ни с сего. Почему?
Марк с удивлением посмотрел на меня:
— Потому что К. К. попросил меня об этом.
2
— Ты просил Марка встретиться со мной?
К. К. бросил на меня усталый взгляд, тяжело вздохнул. Он опустил в своем кабинете жалюзи. Вместо резкого утреннего света комнату наполнял мягкий свет настольной лампы.
— Да? — сказал он. — Что-то не так?
— Почему ты не рассказал мне, что это ты организовал нашу встречу?
Он негромко рассмеялся:
— Ты что же думал, что можешь встретиться с Марком за моей спиной? Что он доверит тебе какие-то секреты, а я не буду об этом знать?
За стеной звонил и звонил мобильный телефон. Лицо К. К. было серым, он явно устал. Слишком долго я видел в К. К. только противника, потенциального врага, того, кто пытается меня обмануть и захватить манускрипт. Ну а вдруг все мои подозрения напрасны и являются лишь последствием моих неврозов? Я не допускал мысли, что К. К. может оказаться четным и искренним человеком.
— Ты очень устал, — сказал я.
— Спасибо за сочувствие. Все хорошо.
— Я знаю, как умерли монахи.
— Неужели знаешь?
— Ты ведь тоже догадался?
— Результаты вскрытия ожидаются с минуты на минуту. Какая теория у тебя?
— Самоубийство.
— Я думаю так же. Вопрос в том, как они его осуществили.
Кто-то стал стучать в дверь так сильно, словно хотел проломить ее. Кулаком.
— Входи, Дик! — крикнул К. К.
Шефа безопасности проекта «Люцифер» звали Дик Стоун,
[139]
именно так он и выглядел. Он был такой широкоплечий и мускулистый, что я забеспокоился, достаточно ли ему места в дверях, или он разнесет в пух и прах и дверь, и часть стены, проходя внутрь.
— Что стало известно? — спросил К. К.
— Самоубийство.
— Способ?
— Зубы.
— Зубы?
— Они прокусили вену у кисти.
— Друг у друга?
— Каждый сам себе.
Пауза.
Я содрогнулся и попытался избавиться от картины, которая появилась перед глазами.
— Боже милосердный… — сказал К. К.
— Разве это возможно? — спросил я.
Дик Стоун стоял не шевелясь, будто вопрос касался не его.
— Они принесли себя в жертву, — сказал К. К. — Как мученики sanctus bellum.
[140]
Они пожертвовали собой, чтобы достичь вечного блаженства.
— Сэр? — нетерпеливо сказал Дик Стоун, как будто больше не мог ждать и хотел вернуться в зал вскрытия и рассмотреть все раны подробнее.
Когда Дик покинул нас, я остался сидеть и смотреть на К. К. Наконец я выкрикнул предположение, которое жгло меня с того момента, как К. К. и я стояли в камере Примипила:
— Сообщение монахов тебе о чем-то говорит, ведь правда? О чем-то большем, чем ты мне рассказал?
К. К. пожал плечами, придав лицу притворно равнодушное выражение. Вот теперь я начал узнавать его.
— Мне сообщение кажется непонятным. Но ты что-то знаешь, К. К., я вижу это. Ты знаешь, на что они намекают.
— Если бы я был тобой, я тоже гадал бы и строил предположения.
— Ты рассказывал мне, что у вас есть три гипотезы о содержании Евангелия Люцифера. Три гипотезы. Три части. Три монаха. Три — везде. Ты попросил Марка рассказать мне об одной из гипотез. А как насчет двух других?
— Тебе придется подождать, Бьорн.
— К. К., ты хочешь иметь манускрипт. Но ты ничего не рассказываешь. Я такой же упрямый, как ты.
— Что правда, то правда.
— У меня есть манускрипт. У тебя есть тайны. Если ты хочешь иметь то, что есть у меня, ты должен поделиться со мной. Рассказать все, что ты знаешь!
Под толстыми стеклами очков мои глаза с красными прожилками выглядели, вероятно, ужасно настойчивыми.
— Бьорн… — сказал он, словно добродушный папаша своему строптивому сыночку.
— Я ведь могу уехать домой, чтоб ты знал!
— Не надо упрямиться.
— Я хочу узнать о двух других теориях!
К. К. тяжелым взглядом посмотрел на меня:
— Их изучают в Англии, а не здесь, в Риме.
— Тогда поехали туда!
— В Англию?
— Конечно.
— Бьорн, так дело не пойдет…
Но дело пошло именно так.
Болла стояла во дворе, а К. К. и я летели на «Гольфстриме» из аэропорта Леонардо да Винчи в аэропорт Хитроу.
РИМ
май 1970 года
Он подумал: «Каждый человек — если давление будет достаточно долгим — дойдет до крайности».
Джованни вошел в туалет, встал на колени перед унитазом, его стошнило. Вот так. Стало легче. Захотелось ополоснуть лицо. Кран заскрипел, когда он открыл холодную воду. Она была тепловатой. Набрал воды в руки. Вымыл лицо. Несколько раз. Посмотрел на себя в зеркало. «Выглядишь ты как труп, Джованни». Лицо распухло, было серого цвета. Надо побриться. Он встретил в зеркале свой взгляд. Взял в рот из ладошки воды, от которой отдавало хлором, пополоскал и выплюнул. Долго чистил зубы большим количеством зубной пасты. Потом намылил лицо мыльной пеной и стал бриться безопасной бритвой.
