Вожак троицы облизнулся и, капая слюной, направился к горлу.
Но добраться до него опять не получилось, ну что ты будешь делать!
Ему оставалось пройти буквально несколько шагов, когда из густого мрака вынырнул гигантский силуэт и, угрожающе рыча, встал на пути волков.
Да, их было трое, и все они матерые хищники. Они не боялись вступать в схватку с другими клыкастыми обитателями леса, пусть даже и с медведем.
Но не с этим зверем.
И вовсе не потому, что он был сильнее и крупнее любого из них, нет. Каким бы огромным он ни вымахал, он все равно был один. А их – трое.
Но от него пахло ужасом. Тем самым ужасом, который сегодня уже опозорил их, превратив в скулящих волчат. И сопротивляться которому не мог ни один обитатель окрестных лесов.
Порыкивая и хрипло огрызаясь, волки развернулись и скрылись в ночи.
А приставленный к спящей девушке охранник устало опустился на землю и, положив голову на лапы, приготовился ждать.
К счастью, ждать пришлось не очень долго.
Где-то через час из-за деревьев вышел высокий стройный мужчина и улыбнулся помощнику:
– Молодчина, Лок! Теперь я сам, можешь идти. Спасибо тебе, лобастый.
Глава 31
Просыпаться не хотелось. Ну вот ни капельки. Ей было так уютно, так славно лежать, свернувшись клубочком под мягким пледом, а там, в реальности, – дремучий лес, отчаянные поиски источника того самого огня, голод, жажда, ноющая боль во всем теле…
И идущий по следу фон Клотц, переполненный явно не любовью и нежностью.
И гигантский волк, уже восстановивший обоняние и зрение.
В общем, куча недругов и ни одного друга.
Вика всхлипнула и натянула плед на голову, уткнувшись носом в подушку.
Стоп! Плед?! Подушка?!
Откуда они взялись под сосной?!!
А нет никакой сосны. Она лежит на кровати. Или на диване. Опознать лежанку, полностью накрывшись пледом, было довольно проблематично.
Да и какая, собственно, разница? Ясно одно – она больше не в лесу. Причем, судя по абсолютной, какой-то давящей тишине, – даже не в доме. Больше похоже на подвал, причем глубокий, с толстенными бетонными стенами…
Вика судорожно сжала губы, стремясь удержать вскипевшие в углах глаз слезы отчаяния. Но не получилось. Они хлынули, превращая тонкую ткань наволочки в мокрую тряпку.
Фон Клотц все-таки догнал ее! Господи, какая же она дура! Ну почему, почему она не заставила себя идти дальше, почему хлопнулась там, под деревом, никчемным мусорным мешком! И задрыхла самым кретинским образом, словно оказалась не в диком лесу, переполненном злопамятными хищниками, а в номере придорожного мотеля!
Причем так задрыхла, что не почувствовала ничего. Ее ведь явно трясли, пытаясь разбудить, может, и ногами пинали – вон как тело-то болит, потом подняли, словно куль с картошкой, перекинули через плечо и поволокли обратно.
А обратно, между прочим, довольно далеко. Да еще и по ночному лесу. Удовольствие, в общем, ниже среднего.
Так что фон Клотц сейчас настроен не более благодушно, чем потревоженная гадюка.
Не зря ведь в подвале запер, а не в ее прежней комнате наверху. Спасибо, хоть не на пол кинул, а на топчан пристроил и подушку с пледом дал.
А еще…
Вика, шмыгая носом и всхлипывая, с недоумением посмотрела на аккуратную повязку, белевшую на покусанном предплечье. И только сейчас сообразила, что рана больше не болит. Совсем. Словно ее, раны, под повязкой вовсе нет.
Ишь ты, какая забота! Хотя ничего удивительного – ему нужен здоровый сосуд для вынашивания ребенка. А сам сосуд, как не оправдавший высокого доверия, после благополучного разрешения от бремени будет утилизирован. Потом придет черед мамы Саши и Славки – скорее всего, несчастный случай произойдет со смертельным исходом. Бабулю этот гад вряд ли тронет. Во-первых, полиция заинтересуется чередой внезапных смертей, а во-вторых, бабуля для фон Клотца – не препятствие, она все равно в бизнес не лезет, довольствуясь комфортной жизнью состоятельной дамы. Ну и в-третьих, фон Клотцу нужны гарантии. Гарантии в виде завещания от нынешней наследницы Зигфрида фон Клотца.
Бабушка очень доверчива, и ее легко обмануть. А если после смерти ее дочери и внуков вдруг появится кто-то с ее правнуком, с последней родной кровиночкой, на руках… Да бабуля в тот же миг напишет завещание на ребеночка!
Возможно, после этого она проживет столько, сколько ей отпущено Всевышним, фон Клотц никогда не убивает так, на всякий случай. Да и подозрения навлекать на себя, только-только заполучив доступ к вожделенным деньгам, было бы глупо.
Откуда доступ к деньгам? Так ведь он – отец единственного наследника (или наследницы), и до совершеннолетия ребенка кому-то надо управлять бизнесом, верно?
И у него все получится! Потому что она, Вика, не справилась. А ведь оставалось пройти совсем чуть-чуть, она была уже на склоне горы, там, откуда ее звал огонек…
Девушка судорожно вздохнула и расплакалась еще сильнее, еще горше.
– Любопытная реакция на спасение, – насмешливо произнес незнакомый мужской голос. – Я, если честно, ожидал иной. Не то чтобы криков радости и веселого пляса, но хотя бы улыбки. А тут – море слез.
Спасение? Он сказал – спасение?!
Так, значит… значит…
Вика откинула плед и, задохнувшись от безумной надежды, вскочила с кровати.
Вернее, попыталась вскочить и тут же, охнув, плюхнулась обратно.
– Ну куда ты так спешишь, торопыга? – покачал головой ее спаситель, рассмотреть которого толком Вика пока не могла из-за пелены слез на глазах.
Высокий худощавый мужчина, светловолосый, кажется. Он стоял возле кровати с подносом в руках, а на подносе…
Там было что-то очень-очень вкусное и ароматное. Кажется, кофе и плюшки.
Мужчина поставил поднос на небольшой столик у изголовья и присел перед кроватью на корточки, с улыбкой глядя на пытавшуюся протереть глаза девушку.
– Вика, ты поосторожнее рукой дергай, я хоть и обработал рану лекарством, но тревожить ее понапрасну не надо. Хотя бы пару дней постарайся ею не пользоваться.
– Кем – ею? – проворчала девушка, злясь на непрекращающийся поток слез. – Раной или рукой? И вообще – откуда вы знаете мое имя? Мы разве знакомы?
– Ну, друг другу мы не были представлены, но виделись.
– Где? Когда? И… – Вика наконец справилась с восстановлением зрения и осмотрелась. – Где я? И как я здесь…
Вдоль позвоночника вновь пробежала уже забытая дрожь, сердце замерло, нервно трепеща крылышками, словно бабочка на цветке, воздух, только что набранный в легкие, вдруг застрял там, забыв, что делать дальше.
