— Я не понимаю, что может дать этот год продления жизни
Эланы, — безнадежно сказал Спархок, — если через год она все равно
умрет. И за все это такая ужасная цена…
— Ели мы сумеем найти причину болезни и лекарство,
заклятье будет снято, — ответила Сефрения. — Мы просто замедлили ход
жизни королевы, чтобы выиграть время.
— И вам удалось уже что-нибудь?
— Все лекари в Элении ломают головы над тем, как помочь
Элане, — ответил Вэнион, — да и не только в Элении, но и в других
частях Эозии. Сефрения, однако, думает, что эта болезнь может иметь и
неестественное происхождение. Кстати, — продолжил Магистр, —
придворные медики отказались помочь нам.
— Тогда придется мне снова наведаться во дворец, —
холодно проговорил Спархок. — Быть может мне удастся убедить их быть более
сговорчивыми.
— Не стоит. Энниас слишком ревностно опекает их, —
иронично заметил Вэнион.
— Зачем все это Энниасу?! — взорвался
Спархок. — Все, что мы хотим — это возвратить жизнь Элане, так зачем же
старая крыса чинит на нашем пути препятствия? Может, он сам возмечтал сесть на
трон?
— Я думаю, он возмечтал о еще более высоком
месте, — ответил Вэнион. — Я думаю, он метит на трон Архипрелата.
Нынешний Архипрелат Кливонис стар и болен, и я не удивлюсь, если Первосвященник
действительно считает, что венец Архипрелата будет ему по размеру.
— Энниас — Архипрелат? Вэнион, это просто смешно! Абсурд.
— Почти вся наша жизнь смешна, Спархок. Конечно, все
Воинствующие Ордены против Энниаса, а наше мнение имеет не меньший вес, чем
мнение людей, стоящих на вершинах церковной иерархии. Так что пока есть кому
сдерживать Первосвященника, но у него под рукой сокровищница Элении, и всех
других он может подкупить. Если Элана выздоровеет, то она вряд ли позволит ему
лазить в Королевскую Сокровищницу как себе в карман. Наверное поэтому Энниас не
так уж и стремится к выздоровлению Королевы.
— И он хочет вместо Эланы возвести на трон бастарда
Аррисы? — гнев Спархока рос с каждым мгновением. — Вэнион, я только
что видел этого слюнявого Личеаса. Он слабее и глупее даже покойного Алдреаса.
Но, ко всему прочему, он еще и незаконнорожденный.
— Королевский Совет может признать Личеаса
наследником, — развел руками Вэнион. — Ведь Энниас держит его в своих
руках.
— Но не весь же! — воскликнул Спархок. — Ведь
и я тоже, если вспомнить Закон, являюсь членом Совета. Мне кажется, что
публичный поединок поколеблет некоторые умы.
— Ты, как и раньше, опрометчив, Спархок, —
раздался голос Сефрении.
— Нет, я просто очень зол, и мне хочется поиметь
серьезный разговор с некоторыми личностями!
— Пока рано принимать решения, — покачал головой
Вэнион. — Расскажи лучше, что на самом деле творится в Рендоре? Послания
Воррена были написаны слишком завуалировано и осторожно. На случай, если они
попадут не по адресу.
Спархок поднялся и подошел к одной из бойниц, заменявших в
башне окна. Небо все еще было затянуто грязно-серой пеленой туч, и Симмур
казался прижатым к земле гонимыми ветром облаками.
— Там очень жарко, — тихо, как будто самому себе,
сказал Спархок, — сухо и пыльно. Солнце отражается от белых стен домов и
нестерпимо жжет глаза. Рано утром, перед рассветом, пока не стало еще бесцветной
раскаленной пустыней, к колодцу тихо спешат закутанные в черные одеяния женщины
с медными кувшинами на плечах.
— Спархок, у тебя душа поэта, — мелодично
произнесла Сефрения.
— Дело не в этом. Я говорю так, чтобы дать
почувствовать вам, что такое Рендор. Без этого будет трудно понять, что
происходит там. На земле, где солнце бьет по голове раскаленным молотом, а
воздух такой горячий и сухой, что мозг не в силах удержать мысли, все
происходит по-другому. Рендорцы всегда ищут простых и быстрых решений. Солнце
не дает им раздумывать. Вероятно, именно это и объясняет то, что случилось с
Эшандом. Простой пастух с полуиспекшимися мозгами вряд ли мог быть явлением
Божественного Откровения, это все просто рендорское солнце, именно оно дало
движущую силу эшандистской ереси. Эти несчастные примут на веру любую идею,
лишь бы она давала хоть какую-то надежду на тень.
— Это весьма новое объяснение ереси, распространившейся
по Эозии за три века постоянных войн, — заметил Вэнион.
— Тебе бы на собственном опыте убедиться в этом, —
отпарировал Спархок, возвращаясь на свое место у стола. — В любом случае
один из этих поджаренных сподвижников Эшанда появился в Дабоуре лет двадцать
назад.
— Эрашам? — спросил Вэнион. — Мы слышали о
нем.
— Да, так он себя называет. Хотя, может быть, при
рождении ему было дано другое имя. Религиозные вожди любят изменять свои имена,
чтобы больше соответствовать предрассудкам черни. Эрашам — просто неграмотный
грязный фанатик, обладающий чуть большей, чем у остальных южан, способностью
осмысливать действительность. Ему что-то около восьмидесяти, и он умеет видеть
и слышать. А у его последователей ума не больше, чем у баранов, которых они
пасут. Они б с радостью напали на Северные Королевства, знай они, где находится
этот Север. Это, между прочим, является предметом серьезных дебатов в Рендоре.
Подобные еретики представляют собой не больше, чем завывающие пустынные
дервиши. Они всего на свете бояться, и к тому же плохо вооружены и
подготовлены. Меня гораздо больше беспокоят бури грядущей зимы, чем установленные
эшандистской ереси в Рендоре.
— Ты все упрощаешь.
— Я провел десять лет своей жизни, таясь от
несуществующей, выдуманной опасности. Я устал от бездействия.
— Терпение со временем придет к тебе, Спархок, —
улыбнулась Сефрения, — и когда-нибудь ты наконец повзрослеешь.
— Мне кажется, что я уже достаточно взрослый.
— Может быть, но только наполовину.
Спархок ухмыльнулся и спросил:
— Сколько же лет тебе, Сефрения?
— Почему это вы все, пандионцы, задаете мне один и тот
же вопрос? — смиренно произнесла Сефрения. — Ты же знаешь, что я не
отвечу. Просто я старше тебя, и принимай это как должное.
— Ты ведь и меня старше, — добавил Вэнион. —
Ты учила меня, когда я был не старше тех мальчиков, что стоят сейчас на страже
у двери в эту комнату.
— И что, я выгляжу такой ужасно старой?
