— Ты, наверное, ничего не ел все эти десять лет,
Спархок? — недовольно заметил он.
— Пожалуйста, не надо опекать меня, Кьюрик.
Спархок развалился на тяжелом дубовом стуле и осмотрелся
вокруг. Пол и стены в комнате были каменными, низкий потолок поддерживали
массивные черные балки. Огонь потрескивал в очаге, наполняя комнату танцем
света и теней. На столе горели две свечи, освещая две узких кровати, составлявших
остальную обстановку комнаты. Но особое внимание Спархока привлек полный набор
боевых доспехов, покрытых сияюще-черной эмалью, которые висели на мощном крюке,
вбитом в стену около окна. Внизу стоял большой черный щит с гербом рода
Спархока — ястребом с распластанными крыльями и копьем, зажатым в когтистых
лапах, а рядом со щитом — массивный меч в ножнах на серебряной перевязи.
— Ты забыл смазать их перед отъездом, —
обвинительно заметил Кьюрик. — Мне понадобилась целая неделя, чтобы
очистить их от ржавчины. Дай мне свою ногу.
Кьюрик стянул с ноги Спархока сначала один, а затем и другой
башмак.
— Почему ты предпочитаешь ходить там, где
погрязнее? — проворчал он, ставя ботинки к огню. — Я приготовил тебе
ванну в соседней комнате. Разденься, я хочу осмотреть твои раны.
Спархок утомленно вздохнул и начал раздеваться с помощью
своего старого друга и оруженосца.
— Ты насквозь промок, — заметил Кьюрик, прикасаясь
к влажной спине своего господина грубой мозолистой рукой.
— Дождь иногда проделывает подобные шутки с людьми, —
устало пошутил Спархок.
— Ты показывался хирургу? — спросил Кьюрик, легко
касаясь широких багровых рубцов на плече и левом боку Спархока.
— Нет, случай не представился, и я предоставил ранам
возможность затягиваться самим собой.
— Оно и видно, — вздохнул Кьюрик. — Ступай и
залезай в бадью. А я пока приготовлю что-нибудь поесть.
— Я не голоден.
— Это и плохо. Ты похож на скелет. Теперь, когда ты
вернулся, я не могу позволить тебе разгуливать в таком виде.
— Что ты все время ворчишь на меня, Кьюрик?
— Я сержусь на твое молчание, тревожившее и
беспокоившее меня. Ты отсутствовал десять лет, и о тебе доходили только редкие
слухи, да и те плохие.
Жесткий взгляд Кьюрика смягчился, и он стиснул плечи
Спархока в грубоватом объятии, которое показалось бы человеку послабее скорее
похожим на тиски.
— Добро пожаловать домой, мой господин, — голос
Кьюрика дрогнул.
Спархок обнял старого друга.
— Спасибо, Кьюрик. Так хорошо возвращаться.
— Хорошо, — подтвердил Кьюрик, принимая свой
обычный тон. — А теперь горячая ванна.
Он повернулся на каблуках и направился к двери.
Спархок улыбнулся и вошел в соседнюю комнату. Там он встал в
обширную деревянную бадью и с блаженным вздохом погрузился в горячую воду.
Десять лет он был другим человеком — человеком по имени Махкра, и даже горячая
вода не смогла смыть с него этого второго «я», но было приятно смыть с себя
хотя бы пыль той выжженной беспощадным солнцем земли. Моясь, он вспоминал свою
жизнь под именем Махкры в городе Джирохе в Рендоре. Он вспомнил небольшую
прохладную лавчонку, где, как простой нетитулованный торговец, Махкра продавал
медные кувшины, засахаренные фрукты, экзотические благовония, а солнечный свет
слепил и переливался на толстых белых стенах. Он вспоминал часы бесконечных
разговоров в маленьком винном погребе на углу, где Махкра потягивал кислое
смолистое рендорское вино и осторожно разведывал сведенья, изредка проходившие
через его друга, пандионца сэра Уорена, сведения о вновь пробуждающихся
эшандистских настроениях в Рендоре, о деньгах, тайно запрятанных в пустыне, и о
действиях шпионов императора Отта из Земоха. Он вспомнил мягкие темные ночи,
наполненные приторным тяжелым ароматом духов Лильяс, всегда сердитой и надутой
любовницы Махкра. Каждое утро на восходе солнца он подходил к окну и смотрел на
стройных женщин, идущих к колодцу.
— И кто же ты теперь, Спархок? — вздохнув спросил
он сам себя. — Ты больше уже не продавец желтой меди, фиников и
благовоний. А кто? Снова Рыцарь Пандиона? Чародей? Рыцарь королевы? Возможно и
нет. Может, ты просто разбитый и усталый человек, за плечами которого слишком
много лет, наполненных боями и схватками.
— Тебе не случалось прикрывать голову, пока ты жил в
Рендоре, — сердито поинтересовался Кьюрик, появляясь в дверном проеме с
халатом и грубым полотенцем в руках. — Когда человек начинает
разговаривать сам с собой — это явный признак того, что он перегрелся на
солнце.
— Сам посуди, Кьюрик, я так долго не был дома, мне
нужно время, чтобы привыкнуть к нему снова.
— Вряд ли оно у тебя есть. Тебя кто-нибудь узнал в
городе?
— Одна из жаб Гарпарина видела меня на площади около
Западных ворот.
— Ну, раз так, то тебе необходимо завтра же быть во
дворце и представиться Личеасу, иначе он перевернет весь Симмур в поисках тебя.
— Кто такой этот Личеас?
— Принц-Регент — незаконнорожденный сын принцессы
Аррисы и какого-то подвыпившего моряка или, быть может, неповешенного
карманного вора.
Спархок быстро сел. Его взгляд посуровел.
— Ты должен мне все объяснить, Кьюрик. Элана — законная
королева, при чем здесь Принц-Регент?
— Где ты был, Спархок? С луны что ли свалился? Элана
заболела месяц назад.
— Но она жива? — спросил Спархок, ощущая
невыносимо щемящее чувство утраты при воспоминании о прекрасном бледном ребенке
с печальными серьезными глазами, девочке, при которой он неотлучно находился
все ее детство и которую он полюбил, хотя ей было всего восемь лет, и когда
король Алдреас внезапно сослал его в Рендор.
— Да, — ответил Кьюрик, — она жива, хотя
могла и умереть.
Он взял большое полотенце.
— Вылезай, я расскажу тебе обо всем, пока ты будешь
есть.
Спархок кивнул и встал. Кьюрик вытер его полотенцем и помог
надеть халат. В соседней комнате на столе уже стояла деревянная плошка, в
которой дымилось аппетитного вида жаркое, рядом лежала большая голова сыра,
пол-буханки темного крестьянского хлеба и кувшин холодного молока.
— Ешь, — не терпящим возражения тоном сказал
Кьюрик.
— Хорошо. Но что же все-таки здесь происходит? —
спросил Спархок, усаживаясь за стол и удивляясь внезапно проснувшемуся волчьему
аппетиту. — И, пожалуйста, с самого начала.
