Своих мертвых подружек, усмехнулась я. Если бы Никольская сообщила в милицию и стражи закона нанесли тогда визит юному маньяку, то нашли бы у него в подполье одежду его жертв, а в сундуке – их головы и прочие части тела. Винокура бы еще тогда арестовали, отдали под суд и непременно расстреляли бы. А значит, десятки людей остались бы в живых.
Я взглянула на Никольскую, поглощавшую телячью отбивную в мандариновом соусе. Получается, эта особа во всем виновата? Но нет, она ведь и представить себе не могла, чем промышляет Винокур. А если о чем-то и догадывалась, то не хотела в это верить. И предпочла забыть об увиденном. Но, судя по всему, забыть у нее не вышло – воспоминания терзали ее даже теперь, спустя почти сорок лет.
– Это все, что вы хотели мне сказать? – спросила я, поигрывая конвертом с деньгами.
И Никольская затараторила:
– Но ведь история сенсационная, и я ее не выдумала! Если о ней станет известно широкой общественности…
Если о ней станет известно широкой общественности, то Винокур в два счета поймет, кто тогда побывал у него в подполье, и убьет эту глупую курицу.
Видимо, обеспокоенная тем, что денег не получит, Никольская стала совать мне фотографии, сделанные во время учебы, пытаясь объяснить, с кем из однокурсниц у Винокура были романы.
– Вот, и с Женей, и с Катей, и Валей. И с этой Валей тоже. И с Ритой. И с Настей…
Слушать эти истории у меня желания не было. Похоже, я слишком большие надежды возлагала на поездку в Нерьяновск. Мне что, отыскать дом, в котором тогда Коля жил, и осмотреть подполье? Никаких улик почти сорок лет спустя там, конечно, нет. Иначе бы их давно нашли те, кто жил в той квартире после Винокура.
Я лениво бросила взгляд на фотографию. Множество молодых, незнакомых лиц. Я заметила в первом ряду Никольскую – в молодости она была весьма привлекательной особой, хотя и со смешной прической. А вот Николая найти никак не могла и спросила:
– А что, будущего профессора заснять не получилось?
Тамара Ильинична, захлопав ресницами, заявила:
– Ну как же, как же! Вот он, Коля Винокур! Хотя понимаю, сейчас он выглядит совершенно иначе – стильная бородка, седые волосы…
И женщина указала на молодого человека в предпоследнем ряду. Я взглянула на него, а потом посмотрела на Никольскую и сказала:
– Вы что-то путаете. Это не Винокур, а кто-то другой.
Тамара Ильинична, упрямо поджав губы, заявила:
– Уверяю вас, я старческим слабоумием не страдаю. И могу вам всех назвать по имени и по фамилии, причем о девушках сообщить и тогдашнюю фамилию, и теперешнюю, по мужу. Некоторые побывали замужем два раза, а Динара даже целых четыре. И даты рождения я почти все помню. Не верите мне? Ну, смотрите!
Я перевернула фотографию и заметила ровные выцветшие строки – Тамара Ильинична поименно перечислила каждого, кто был изображен на снимке. И действительно выходило: в предпоследнем ряду третьим слева стоял Николай Винокур.
Никольская извинилась и вышла в дамскую комнату. Я же продолжала смотреть на фотографию, причем, признаюсь, весьма тупо.
Пользуясь отсутствием Никольской, я извлекла из своего рюкзака ту фотографию, что позаимствовала в школе на родине профессора. Выпускной снимок был сделан за два года до институтского. И Винокур сам на себя не походил. На школьной фотографии это был спортивный белобрысый парнишка с узким лицом, на институтской же плотный черноволосый тип с насупленными бровями.
Нет, речь шла не о том, что молодой человек сильно изменился за два года, а о том, что на фотографиях были запечатлены два совершенно разных человека. Винокур № 1 разительно отличался от Винокура № 2.
Вернулась Тамара Ильинична, и я показала ей школьную фотографию. Женщина внимательно изучила ее и сказала:
– Коли здесь нет. Определенно нет!
Я снова посмотрела на институтскую фотографию. Насупленный брюнет обладал отдаленным сходством с нынешним Винокуром. Да, если накинуть почти сорок лет, вообразить волосы седыми, присобачить мушкетерскую бородку – то это был он. То есть тогдашний Винокур был Винокуром нынешним.
И теперь главный вопрос для меня заключался в следующем: был ли школьный Винокур Винокуром нынешним?
И ответ на сей животрепещущий вопрос был несложен. Если Винокур № 1 не был Винокуром № 2, то он никак не мог быть и Винокуром № 3. И если я точно знала, что Винокур № 2 и Винокур № 3 – одно и то же лицо, то кто же тогда Винокур № 1? Тот самый Винокур, с которого все началось? Который приехал с Украины учиться в медицинский институт в Нерьяновск?
Тамара Ильинична жаждала поведать мне еще какие-то истории, но я быстро убедилась, что для моего расследования они неинтересны. Кто с кем спал и кто кому изменял – спустя сорок лет не имело особого значения.
Поэтому, вручив ей конверт с гонораром и оплатив счет, я покинула кафе.
Выйдя на улицу, подставила лицо прохладному ветру и задумалась. До центра города, где я остановилась в гостинице, можно было добраться на автобусе или маршрутке, но мне требовалось собраться с мыслями. Поэтому я решила прогуляться.
Итак, мое пребывание в Нерьяновске привело к поразительным результатам. Таким, которых я и сама не ожидала. Я подозревала, что Винокур не тот, за кого себя выдает. То есть он выдает себя за доброго доктора Айболита, а в действительности является Джеком-потрошителем. Но сейчас речь уже шла не о том, что Винокур притворщик и обманщик, а о том, что он вообще не Винокур! Потому что тот юноша, что прибыл сюда с Украины, никак не мог являться ни студентом-медиком, ни нынешним профессором.
Ну и кто же тогда второй и третий и куда подевался первый?
Я натянула на голову капюшон и поежилась. Нет, весна все же до Центральной России еще не дошла. Но холод помог мне сконцентрироваться.
Все гениальное просто. И все связанное с маньяками, вероятно, тоже. Если нынешний человек, известный всем как Николай Платонович Винокур, в действительности Винокуром не является, то, следовательно, является кем-то иным.
У меня пока не было возможности узнать, кем именно, но я была уверена, что рано или поздно я докопаюсь до этого. Потому что клубок постепенно разматывался.
Итак, на Украине жил Коля Винокур, которого все характеризовали исключительно положительно, который любил животных и помогал старшим, обожал своих родителей, сестренку и прочих родственников. Убивать их, избавляться от всего клана у него причин не было, даже будь именно тот Коля Винокур маньяком. Он мог бы убить отца, который, скажем, порол его каждый божий день или даже подвергал сексуальному насилию. Или мать, ругавшую его и внушавшую, что он – идиот, выродок и неумеха.
Но, насколько я могла судить, Винокуры жили дружно. Конечно, в семье не без урода, и у обыкновенных советских обывателей мог появиться на свет юный монстр, который, возмужав, стал монстром взрослым. Монстры не обязательно рождаются в семействах монстров, они сами такими становятся.
