— Ты мне угрожаешь?
— Предупреждаю. Хотя, может быть, в этом есть
рациональное зерно: у тебя есть шанс стать свидетелем.
— Свидетелем чего?
— Моего безумия. Если тебе повезет, ты увидишь, как оно
наступает. Мне не удалось этого ни разу.
— А твоему мужу?
Он решительно избегал имени «Марк», решительно и осторожно —
так обычно избегают встречи с гюрзой в туркменской пустыне.
— При чем здесь мой муж?
— Ведь это он должен был быть рядом с тобой. Он, а не
я.
Вот оно что! Даже сейчас, сломленная и обвиненная в
убийстве, она является яблоком раздора в тайной ненависти двух братьев,
разменной пешкой в их игре. Иона сделал это не для того, чтобы спасти ее. Он
сделал это не ради нее самой. Он сделал это в пику брату. Если милый Марк, до
конца пытавшийся защитить жену, признал ее сумасшедшей, то Ионе сам бог велел
считать ее вменяемой. Ольга закрыла глаза: сейчас накатит волна уже ставшей
привычной ярости. Она теряла контроль над собой и по менее значительным
поводам. Но, как ни странно, волны не последовало.
Полный штиль.
Только легкая горечь от того, что Иону гораздо больше
интересует его брат, чем жена брата.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.
— Он ведь отошел в сторону, правда? Позволил им
запереть тебя в доме и приставить к тебе охранников.
— Это не правда. Я сама настояла на этом. Марк не
хотел…
Он просил меня…
— А когда ты ему отказала, он не стал настаивать, ведь
так?
Она была вынуждена согласиться.
— Интересно, что бы ты сделал на его месте? — Это
был провокационный вопрос.
«Что бы ты сделал на его месте» — означало наличие близких
отношений, ночи, проведенные вместе, два с половиной года супружества, Венецию,
Москву, дружеские вечеринки, бог знает что еще. Они братья, Ольге даже фамилию
менять не пришлось бы, только у ее мужа было бы другое имя — Иона.
Замечательное имя, нужно сказать.
— Так что бы ты сделал на его месте? — снова
повторила она.
— Я не поверил бы ни одному обвинению. Я не поверил бы
в твое безумие.
— И наплевал на очевидные факты?
— Какие факты?
Бедный Иона, может быть, ты чего-то не понимаешь? Манана,
протягивающая любящие руки из прошлого, убитый отец, провалы в памяти… Кошмары,
галлюцинации, ледяная пещера; лед, преследующий ее… Путаясь и сбиваясь, она
рассказала ему все — все с самого начала: от пророчества цыганки в аэропорту до
сообщения, полученного по электронной почте: «чти патара гогония»…
Когда она закончила рассказ, первые поленья в камине
прогорели, и Иона подкинул в его пасть очередную порцию.
А потом повернулся к обессилевшей Ольге и крепко ухватил ее
за руки.
— Я думал над этим. Я думал все дни и понял, что ничему
не верю. Посмотри на свои руки. Не бойся, посмотри! Неужели ты веришь, что они
могли убить отца? Неужели ты чувствуешь это? Тело всегда хранит информацию, ее
можно считать. То есть ты можешь не знать всех слов, но смысл уловишь точно.
Что говорят тебе твои руки? Мы зарезали человека? Ведь это же не так!
Прислушайся к ним…
Ольга закрыла глаза. Действительно, не было никаких
ощущений, даже смутных. Ее руки молчали.
— Ты не понимаешь, Иона. Ты пытаешься взывать к рукам
Ольги Красинской, которые ни в чем не виноваты. Но ведь есть еще другая ее
половина, и эти руки тоже принадлежат ей.
— Ну что за чушь! — Он даже рассердился. —
Почему тебя все время хотят убедить в наличии этой второй половины?
И почему ты этому веришь?
— Я ударила ни в чем не повинную женщину. Я не помню
этого, но она помнит.
— Она так хорошо знала тебя? Я несколько раз видел ее,
она почти слепая… Может быть, она вообще придумала это…
Теперь пришла очередь Ольги смеяться.
— Чушь говоришь ты! Зачем ей было придумывать? Поверь,
это не самая удачная история с точки зрения воображения.
— С точки зрения воображения — может быть. Но с точки
зрения преступного умысла — вполне.
Господи, о чем он говорит?
— Какой преступный умысел. Иона? Я никогда не видела
этой женщины раньше, мы перекинулись парой слов в туалете, только и всего.
— Я не говорю, что это ее преступный умысел.
— Тогда чей?
Иона молчал. Ему нечего было сказать.
— Вот видишь, тебе даже нечего сказать.
— Послушай, а до этой поездки… До этой поездки в горы с
тобой было что-нибудь подобное?
— Никогда.
— Но стоило тебе только приехать сюда, как начались
напасти. Тебе не кажется это странным?
— Ты забываешь о моей матери, — эти слова дались
ей с трудом. — Если это сидело во мне, рано или поздно оно должно было
проявиться.
— Но почему именно сейчас? Не раньше и не позже?
— Это просто цепь случайностей…
— Цепь случайностей? Я еще могу поверить в одну,
отдельно взятую случайность. Но цепь случайностей — это уже чей-то злой умысел.
— Чей? — снова спросила она.
И снова он промолчал. Но теперь это было другое молчание.
Молчание знающего человека.
— Скажи, может быть, тебе нравится прикидываться
сумасшедшей? Может быть, это греет твою душу?
— О чем ты говоришь?
— Тогда почему ты так легко сдалась? Почему ты Не стала
сопротивляться?
— Как я могу сопротивляться очевидному?
— Очевидному для кого? Для твоего мужа? Для жены твоего
отца? Для старого козла Звягинцева? Для полуслепой женщины? Для дурака-портье?
— А разве этого не достаточно? — горько спросила
она.
— Нет.
— Что же еще нужно?
— Ты помнишь, с чего все началось?
— С цыганки в аэропорту…
— Нет. Цыганка тут ни при чем. Цыганка просто еще раз
доказала, что на свете существуют ясновидящие. Это научно доказанный факт. Я о
другом. Вспомни, когда твоим словам перестали верить, когда все посчитали, что
ты страдаешь галлюцинациями? И прежде всего ты сама так посчитала. Говори,
когда?
— Пещера, — медленно сказала Ольга.
— Да. Пещера, — казалось, он даже
обрадовался. — Ты хотела доказать, что действительно что-то видела. Пусть
как повторение твоих ночных кошмаров. И кое-кто… Кой черт кое-кто — твой муж,
вот кто… Он уцепился за эту мысль. Как можно доверять женщине с такой
наследственностью? Она больна, вот и вся недолга. Если бы пещеры не было, ее
нужно было придумать.
