Венеция — подарок Марка, оплаченный деньгами ее отца.
Марк отрабатывал эти деньги полгода — уже потом Ольга узнала
об этом. Вкалывать без выходных после того, как маленькие пароходики в Лидо и
Дворец дожей стали воспоминанием, — не всякий пылко влюбленный решится на
это.
Милый Марк. Святой Марк.
«Сан-Марко» — именно так обращались бы к нему родные, если
бы были итальянцами. Но они не были итальянцами. Кажется, его родной город
называется Кизыл-Арват. Совершенно непроизносимое название, затерявшееся где-то
в туркменских песках. Почти библейских, как шутит сам Марк.
Библия, вот чем руководствовалась его мать, рожая детей:
Марк — самый старший, есть еще брат Иона и сестры — Мария и
Магдалина. Его мать — она заселила бы детьми весь Новый завет, если бы не
умерла…
…Тошнота понемногу проходила, Ольга откинулась на спинку
кресла и прикрыла глаза.
Марк — самый старший из всего кизыл-арватского библейского
выводка. Ее муж перед богом и людьми. Правая рука отца, талантливый менеджер, в
тридцать три года ставший коммерческим директором крупного нефтедобывающего
концерна. Без всяких протекций с ее стороны: это было решение отца, только его.
Отец никогда бы не отдал пост своему зятю, если бы он был только зятем. Но Марк
был по-настоящему талантлив в бизнесе, отец понял это, как только приблизил его
к себе. Марк не любит вспоминать все связанное с его детством и ранней юностью
в Кизыл-Арвате: ничего выдающегося там не было — удручающая бедность, несколько
соляных озер, змеи, песок и ящерицы-гекконы, лазающие по стенам дома. Он
вырвался оттуда, как вырываются из ада.
Его мать умерла, сестра Магда, в полном соответствии с
именем, перекочевала в один из амстердамских стриптиз-клубов (Марк почти не
вспоминает о ней, он ненавидит сестру так же, как Ольга — самолеты). Мария
осталась в Кизыл-Арвате и вышла замуж за плотника-туркмена, тоже в полном
соответствии с именем. Она работает на местной ковровой фабрике, а на свадьбу
подарила Марку и Ольге ковер — он и сейчас лежит в их спальне, на полу.
Очень красивый ковер. Чередующиеся геометрические
фигуры, — похоже, что туркмены действительно знают толк в неэвклидовой
геометрии…
Ольга не видела никого из родных Марка — даже ковер передали
с оказией из Ашхабада. Сегодня она наконец-то познакомится с Ионой, младшим
братом.
«Иона в чреве кита», — кажется, именно так назывался
этот сюжет.
Подходящего кита для Ионы не нашлось. И ему пришлось
скрыться в другом чреве. Горы — вот что сразило Иону наповал. Он устроился
спасателем на одном из горнолыжных курортов Приэльбрусья. Через час он будет
маячить в толпе встречающих в аэропорту. Если верить Марку, их ждут великолепные
десять дней в горах. Или две недели, если им уж очень понравится.
Ольга предпочла бы море горам, а песок — снегу.
Но Марк — Марк обожает холод. И воду во всех проявлениях.
Издержки детства в пустыне.
После свадьбы они уехали в Венецию — это была осенняя Венеция.
Вода во всех проявлениях и облачко пара изо рта по утрам, после любви и перед
кофе. Марк был счастлив. Он был счастлив в чужом городе, где все напоминало о
нем самом: площадь Сан-Марко, библиотека Сан-Марко, церковь Сан-Марко… Тогда, в
Венеции, Ольга и представить не могла, что Марк с ума сходит по горным лыжам.
Даже горнолыжного снаряжения никогда не было в их доме. Марк купил его за две
недели до этой поездки.
Самое дорогое — себе и Ольге.
Горнолыжный шлем очень ему идет. И очки «Turbo C.A.M.», 134
доллара за штуку.
— Ну, как ты, кара? — Марк вернулся сразу с
несколькими бумажными пакетами для прискорбных случаев воздушной болезни. Он
выглядел таким несчастным, что Ольга невольно улыбнулась.
— Уже лучше, милый. Может быть, все обойдется.
И снова он не удержался и поцеловал ее. «Его губы
по-прежнему волнуют меня, — подумала Ольга, — волнуют так же, как и
два с половиной года назад, когда мы занимались любовью где попало. „Где
попало“ — неплохо сказано, но как-то не вяжется с должностью коммерческого директора,
который должен быть импотентом-трудоголиком по определению. Да, его губы
по-прежнему волнуют меня, и эта его привычка подбираться к моим собственным
губам осторожно, исподволь, с ямочки на подбородке. Марк называет это
восхождением, покорением вершины…»
Интересно, почему он выбрал горные лыжи, а не альпинизм?
Смешно, я обожаю целоваться со своим собственным мужем…
— Теперь-то ее точно стошнит!..
Ольга сразу же отстранилась от Марка и поиграла скулами.
Инесса, как она могла забыть. У их поцелуев есть свидетель.
Что-что, а любое проявление чувств Инесса не может не заметить.
— Забыл поделиться своими наблюдениями, кара, —
Марк откинулся в кресле. — Твоя мачеха, а моя дражайшая теща — отпетая
сука.
— Спасибо, Марик, ты, как всегда, любезен, —
Инесса, сидевшая рядом с Марком, положила руку ему на колено.
Марк поморщился, но руки не убрал. За него это сделала
Ольга, — Отличный маникюр. Инка, — мягко сказала она.
— Могу порекомендовать свою маникюршу. И косметичку
заодно. — Инесса высвободила свою руку из предупредительно-жестоких
пальцев Ольги: не касайся моего мужа, отпетая сука!
— До косметички я еще не доросла.
Инесса засмеялась: Ольге всегда нравился ее смех, прозрачный
и нежный, как колокольчики на ветру. «Нет, она не отпетая сука. Она — моя
лучшая подруга. И жена моего отца».
«Твоя мачеха, а моя дражайшая теща» — еще одна игра,
придуманная Марком. Повод для шуток в семейном кругу.
Инесса, Инка, лучшая подруга Ольги, сначала школьная, а
потом институтская. Инка, хорошенькая брюнетка с темными, обуглившимися губами.
Они поссорились только один раз в жизни, в седьмом классе, из-за веснушчатого
мальчика, который перевелся в другую школу через две недели после ссоры. А Инка
и Ольга не разговаривали полгода. До самой смерти Ольгиной матери.
Она покончила с собой — нет, лучше об этом не думать. Не
думать, не думать, не думать…
Ольга всегда любила отца. Только его. В их маленькой семье
всегда существовал треугольник — с тех самых пор, как Ольгу стали наряжать в
костюм Снежинки на утренники в детском саду. Не очень-то ей шло, нужно сказать:
Снежинка с иссиня-черными волосами, материнская порода.
Мать Ольги была грузинкой из хорошей тбилисской семьи.
Виолончелистка с консерваторским образованием. Родители
Ольги познакомились в филармонии, на Дебюсси, худшего места для романтической
встречи и вообразить невозможно.
Ольга родилась через полтора года после исполнения
«Девы-избранницы» во втором отделении.
В пять лет она впервые приехала в Тбилиси. Рано
состарившиеся женщины в черном, загробная прохлада комнат, тяжелые фамильные
украшения; с перстнем, по семейной легенде принадлежавшим Давиду Строителю,
Ольга играла перед сном… Тбилиси стал сплошным кошмаром для пятилетнего
московского ребенка. Ольга рыдала без папочки, оставшегося в сказочной,
пряничной, такой понятной Москве.
