…Женщина смотрела прямо на Ольгу. В отблесках огня ее глаза
казались живыми. Тоже обнаженное тело, которому уже безразличен холод. Какой-то
неведомый Ольге сумасшедший скульптор идеально чувствовал плоть: линии тел были
сохранены и любовно повторены во всех изгибах, хотя ледяная корка была довольно
плотной: ничего лишнего, абсолютно гладкая поверхность. Женщина сидела у ног
еще одного мужчины. Сколько она просидела здесь, после того как умерла?
Или была убита?.. Кем-то, кто создал этот Пантеон, кто снял
с них одежду… Ведь, когда они были живы, — у них была одежда… Конечно же,
у них была одежда… Может быть, они стоят здесь уже несколько веков, может быть,
это жертвенный алтарь какого-то древнего народа, позднее превратившегося в
птиц… Нет, нет — Ольга явственно увидела на шее женщины тонкую золотую цепочку
и сережки в ушах: маленькие сверкающие листики, точно такие же подарил ей отец
на шестнадцатилетие…
Факел дрогнул в ее руках и осветил мужчину, у ног которого
сидела женщина.
Она уже видела это лицо. Только где?
Фотография! Ну конечно же, фотография, которую ей показывала
подвыпившая Наташа. Парень с фотографии, Кирилл, пропал за пять дней до их
приезда в «Розу ветров», тогда все они думали, что его накрыло лавиной…
Ольга лихорадочно пыталась сохранить остатки мутнеющего сознания:
если сейчас она упадет в обморок, то может не очнуться никогда. И будет
смотреть на кого-то, кто придет после нее, такими же мертвыми глазами.
Должно быть, она слишком близко поднесла факел к лицу
Кирилла: лед потек, и его совершенство сразу же нарушилось. Освободившееся от
плена лицо было пугающе живым и близким: холод — самый надежный спутник
вечности, только теперь она по-настоящему поняла это. На нем застыла удивленная
улыбка.
Чему же он улыбался перед смертью?
Ольга больше не могла справляться с собой: находиться здесь,
среди мертвых тел, в их братской ледяной могиле, было совершенным безумием.
Безумие.
Конечно же, она безумна, и сны ее так же безумны, как и она
сама, — но нужно попытаться вырваться из этого сна…
Нужно сделать волевое усилие — и нырнуть в реальность, в
смятые простыни, на которых деликатно спит никогда не храпящий Марк…
Но сон не хотел уходить: лицо Кирилла так же парило над ней,
как и губы цыганки.
Просыпайся, просыпайся же!..
В отчаянии она провела ладонью над факелом, и руку сразу же
обожгла резкая боль. Ничего не изменилось, она по-прежнему стояла перед ледяным
Пантеоном. Незначительные детали лезли ей в глаза — только для того, чтобы
узаконить ее присутствие в этом кошмаре: маленькая ссадина на скуле Кирилла,
сережки и цепочка женщины, закованной в лед, завитки волос в паху юного
Ганимеда. За ними стояли еще четверо, но приблизиться к ним у Ольги не хватило
сил.
Она не помнила, как бросила факел, как сама бросилась вон из
страшного склепа, как вырвалась на волю, царапая ногтями снег.
Она бежала, проваливаясь в снег по колено, она бежала до тех
пор, пока, обессиленная, не рухнула в какую-то лощину и не потеряла сознание…
* * *
Тепло.
Слава богу, тепло.
Как тепло в глубине, в толще воды, куда почти не доносятся
голоса. Нет-нет, только голос. Один-единственный голос…
— Кара! Ты слышишь меня, кара?!
Сознание медленно возвращалось к ней — вместе со светом,
струящимся сквозь веки. Это не был мертвый свет льда, нет. Только поняв это,
Ольга решилась открыть глаза.
Она лежала на кровати, в своем коттедже, а рядом с ней,
осунувшийся и побледневший, сидел Марк. Ольга заплакала.
Марк бросился к ней, обнял за голову, прижавшись губами к ее
волосам.
— Как же ты нас напугала, кара!
— Марк…
— Я чуть не умер… Как ты могла! Как ты могла так поступить
с нами? Так поступить со мной! Отправиться одной, на ночь глядя… Я больше
никуда тебя не отпущу… Это я, я во всем виноват…
— Нет, ты не виноват…
— Мы искали тебя всю ночь. Только к утру нашли.
Счастье, что твой костюм и куртка были с подогревом, иначе ты бы замерзла
насмерть…
Марк судорожно вздохнул, кадык его беспомощно дернулся.
— Никогда, никогда больше тебя не оставлю.
Путаясь и сбиваясь, он рассказал ей, что, обеспокоенные ее
долгим отсутствием, они отправились на поиски: он, Иона, его горноспасатели,
даже Инка. «Милая Инка, — подумала Ольга, — моя единственная
подруга…» Кто-то из последних уходящих с трассы горнолыжников видел ее у трех
скал, оттуда они и начали поиск. Ее нашли Влад и Иона, ближе к утру, в какой-то
лощине, занесенную снегом (ночью, оказывается, прошел снег). Ни лыж, ни палок с
ней не было. Только пачка мятых сигарет, зажигалка и ключ от коттеджа. На ее
левой ладони был сильный ожог: очевидно, она пыталась прикурить или развести
огонь…
Ольга машинально поднесла к глазам забинтованную руку.
Она обожгла ее факелом там, в жуткой пещере. Значит, это не
было сном! Все, произошедшее с ней, не было сном! Она вспомнила лицо мертвого
Кирилла так явственно, что оно на секунду даже заслонило лицо Марка. Ольгу
начала бить мелкая дрожь.
— Что с тобой, кара? — Даже руки Марка не могли
спасти ее от воспоминаний.
Наконец-то она разлепила губы:
— Ты помнишь мой кошмар, Марк?
Его брови удивленно приподнялись: не самое лучшее время
вспоминать о страшных сновидениях, когда она спаслась так счастливо и так
случайно!
— Ты помнишь?
— О чем ты говоришь, кара?
— Вчерашний кошмар… Я говорила тебе, я обо всем тебе
рассказала… Помнишь о людях из моего сна? Они были закованы в лед… Ты помнишь?
— Не нужно об этом.
— Нет, нужно. Потому что это не мой сон. Потому что это
правда.
— Правда? В каком смысле — «правда»?
— Мне приснилось только то, что уже существует… Я не
знаю, почему это произошло, почему мне приснилось именно это… Я видела пещеру,
в которой стояли люди… Они были во льду… Ты понимаешь?
По лицу Марка пробежала жалкая недоверчивая улыбка.
— Я понимаю, ты переволновалась. Ты испугалась. Мы все
страшно испугались.
— Ты не понял, Марк! Я действительно видела мертвых
людей… Я даже узнала одного из них. Это Кирилл, парень, который пропал!
— Какой Кирилл?
— Она говорит о человеке, которого накрыла
лавина, — раздался голос, который она хотела услышать меньше всего.
Ольга повернула голову: в кресле, недалеко от кровати, сидел
Иона. Лицо его было таким же бледным и осунувшимся, как и лицо Марка.
