— Но есть же какой-то способ, чтобы доставить ее… —
Марк щелкнул пальцами, подбирая нужное слово, — в подходящее место. В
клинику, например?
— Придется подождать.
— Ну хорошо, а экстренные случаи? — Рационализм
Марка шел напролом, сметая на своем пути все преграды. — Перелом
позвоночника, например?
— Господь с вами, — отмахнулся врач, — пока
чаша сия обходила нас стороной. Трассы отлично оборудованы, а если вашу мадам
понесло в сторону… Повторяю, никаких видимых повреждений нет. А клиническая
картина станет ясна чуть позже.
— И все-таки. Есть же какое-нибудь вертолетное
сообщение?
— Я послал запрос, но, к сожалению, — штормовое
предупреждение. Вряд ли кто-нибудь рискнет подниматься сюда при таком раскладе.
— Да что вы мне тычете в нос своим штормовым
предупреждением?
Ольга во все глаза смотрела на Марка, — похоже, он был
по-настоящему взволнован. Еще полчаса назад она и представить себе не могла,
что судьба человека, несколько лет отравлявшего Марку существование, так
взволнует его.
— Где она?
— Здесь.
— Мне бы не хотелось, чтобы она оставалась
здесь. — «Рядом с тобой, бездушный сукин сын» — подтексты Марка были
довольно прозрачны. — Ее возможно поднять в номер?
Мы бы смогли ухаживать за ней, пока ситуация не прояснится…
— В принципе, нет ничего невозможного…
— Отлично. Давайте договоримся хотя бы об этом.
— Я распоряжусь.
…Спустя десять минут носилки с Инкой проплыли мимо Марка и
Ольги в сторону гостиницы. Двух дюжих молодцев из охраны патронировал Артем
Львович. Инка спала, и, глядя на ее бледное, осунувшееся лицо, Ольга испытала к
подруге чувство щемящей нежности. Не доверяя беспечному доктору, Марк двинулся
рядом с носилками и даже поправил свесившуюся руку ненавистной юной тещи.
У порога номера Артем Львович отдал последние распоряжения
Марку:
— Запомните, полный покой. Ей нельзя двигаться. Я
наложил специальные жестко фиксирующие повязки. Немецкие.
"Купленные в том же сомнительном секонд-хэнде для
русских каменщиков, что и «Nagelschuhe», — вдруг подумала Ольга.
— Загляну к вам через два часа. Ей нужно будет сделать
еще один обезболивающий укол.
— Хорошо, — кротко ответил Марк, хотя в глазах его
читалось: «Пошел ты к чертовой матери!»
Артем Львович удалился, Марк плотно прикрыл дверь, и они
остались в номере втроем: Марк, Ольга и спящая Инка.
Ольга села на постель в Инкиных ногах: до чего же она
хороша! Скованное сном страдание лишь придало Инке прелести. Только бы ничего
серьезного, молила про себя бога Ольга, только бы ничего серьезного. Отец
просто не переживет…
Отец.
Отец обожает свою молодую жену. Он готов ради нее на все.
Ольга была уверена, скажи Инка отцу: «Игорь, брось к чертовой матери этот свой
нефтяной бизнес, и уедем в заповедник Аскания-Нова выращивать фазанов», —
он бы согласился.
Он бы согласился на все: на должность егеря, на должность
матроса каботажного флота, на должность директора парка аттракционов — лишь бы
она оставалась с ним. К счастью, Инке даже в голову не приходило оставить
Москву; единственное, о чем она могла попросить его: «Почему бы тебе не стать
пэром Англии, милый?» Отец любил Инку со всем сдержанно-истерическим пылом стареющего
мужчины. Но он никогда не был смешон в своей любви, и это нивелировало почти
тридцатилетнюю разницу в годах.
Отец.
Что будет, когда он узнает? Ольга поежилась. Если хотя бы
один волосок упадет с головы Инки, если хотя бы одна косточка не встанет на место, —
он разнесет этот курорт к чертовой матери… А пофигист Артем Львович… Лучше даже
и не думать о его горестной судьбе.
Неожиданно Ольга почувствовала, что ее клонит в сон:
сопротивляться этому не было никакой возможности. Напрасно она приняла нитразепам,
но кто же знал, что все так обернется?..
— Что с тобой, кара? — спросил Марк.
— Я же приняла снотворное, милый, — жалобно
сказала Ольга, — и теперь я ужасно хочу спать… Представляю, как чудовищно
это выглядит со стороны. Завалиться в берлогу в такой момент… Инка бы меня не
простила.
— Ничего не чудовищно, кара. Вот что, ложись-ка ты на
кушетку и поспи. А Инке мы ничего не скажем.
— Ты думаешь?
— А ты думаешь по-другому?
Он ласково приобнял ее за плечи и отвел к кушетке. Когда
Ольга улеглась, свернувшись калачиком, он прикрыл ее пледом. Впервые за
последние дни все существо ее погрузилось в относительный покой. Казалось,
несчастье, произошедшее с Инкой, снова сблизило их, прежние болезненные
подозрения были забыты, а на ее рефлексии по поводу душевного здоровья теперь
можно было просто наплевать.
— Все будет хорошо, Марк, — сказала она, нашла его
руку и пожала ее. — А ты? Что ты собираешься делать?
— Возможно, свяжусь с Игорем, — осторожно подбирая
слова, сказал Марк.
— С папой? — Ольга даже приподнялась. — Стоит
ли?
А вдруг ничего серьезного? Ведь этот врач сказал, что еще
неясно…
— Таких Айболитов нужно отстреливать в специально
оборудованных тирах. А если что-нибудь с позвоночником и мы просто теряем здесь
время?
— Может быть, стоит подождать хотя бы несколько часов?
Пусть Инка проснется…
— Не знаю, — Марк уклонился от ответа.
Теперь Ольге стало ясно, почему так волновался Марк, почему
он развил такую бурную деятельность: все дело не в Инке, а в ее муже и Олыином
отце, непосредственном начальнике Марка. Марк уговорил Ольгу приехать сюда, а
Ольга совратила Инку: собственно, и совращать не пришлось, идея понравилась
Инке с самого начала, она даже попыталась форсировать сроки поездки. Но разве
объяснишь это отцу, если с Инкой действительно произошло что-то серьезное.
В подобном случае он поступит как самый обыкновенный
школьник: спихнет всю вину на них и попробует на них же отыграться. Ольга
защищена родственным иммунитетом — дочь все-таки. Но Марк… Марку может не
поздоровиться.
Тогда тем более непонятно, почему он так жаждет ввести отца
в курс дела.
— Я бы на твоем месте повременила со звонком, милый.
Отец непредсказуем, как Отелло, Царевна-лягушка и Микки Маус
вместе взятые, — еще успела сказать Ольга, почти сразу же проваливаясь в
сон.
…Когда она проснулась, было почти темно, только над
изголовьем широкой Инкиной кровати горел ночник. На него была наброшена
косынка, которую Инка привезла из Ниццы, — предмет страстных мечтаний
самой Ольги. Инка так и не уступила ей эту косынку, хотя Ольга готова была
обменять на нее свое вечернее платье. Платье надевалось лишь однажды — на
первую годовщину их свадьбы с Марком.
