— Что у тебя за фотоаппарат? — спросил Звягинцев у
Ионы.
— Профессиональный, — Иона вытащил из сумки
«Никон». — Так что все будет в лучшем виде…
— Ну, о лучшем виде здесь говорить не
приходится, — меланхолично заметил Юрик Серянов. — Вон как его
почикали, даже ковер промок…
— Без комментариев, пожалуйста, — поморщился
Звягинцев. — Значит, так. Иона: сделаешь максимальное количество снимков…
— Максимальное — это какое?
— Максимальное — это максимальное. Сколько у тебя
кадров в пленке?
— Чистых — десять.
— Вот десять и сделаешь.
Последующие пятнадцать минут Иона занимался фотографированием
и даже проявил к этому творческий подход: из угла к трупу была перенесена
напольная лампа, а со стены в ванной было снято бра. После того как Иона отснял
мертвого Шмаринова, наступила очередь ножа.
— Это и есть орудие преступления? — спросил не в меру
любопытный Юрик Серянов с завистью в голосе. — Отличная игрушка. Рукоятка
костяная, да?
— Не знаю. Установим позже.
— Действительно, хорошая вещь, — поддержал Юрика
Влад. — Редкая. Таких ножей — раз, два и обчелся. Если он вообще куплен не
за границей. А может, и за границей. Скорее всего в Кисуму… Похоже, что так.
Такая категоричность удивила Звягинцева. Равно как и ,
название, которое произнес Влад.
— Это еще что за Кисуму?
— Город в Кении, — снисходительно сказал
спасатель. — Там как раз изготовляют такие ножи. Или примерно такие.
Из рогов ориксов.
— Из чего? — почтительно переспросил Звягинцев.
— Орикс — это антилопа. И из их рогов делают такие
рукоятки. Там целый промысел, в Кисуму.
— Откуда у тебя такие познания, Влад?
— Здесь у нас один мужик катался. Так вот, у него был
почти такой нож, рисунок, конечно, другой, но материал и форма лезвия — все
совпадает. Этот парень и рассказал мне о Кисуму. Он профессиональный охотник и
несколько раз был на сафари в Кении.
— Ну, спасибо за информацию, Влад.
— Да не за что.
— Когда ты проявишь фотографии? — снова обратился
Звягинцев к Ионе.
— А когда нужно?
— Чем раньше, тем лучше.
— Ну, тогда сегодня.
— Отлично. Ну все, друзья мои, больше я вас не
задерживаю…
— А девушка? — спросил Влад, видимо, ему не давала
покоя судьба его соратницы по кегельбану.
— Она сейчас в изоляторе.
— Предварительного следствия? — взволновался
Юрик. — Ее что, подозревают? Она же вчера…
— У доктора в изоляторе. Но навещать ее не рекомендую.
— А родственникам сообщили? — спросил Иона. —
Ольге, Марку? Все-таки это ее отец…
— Не нужно проявлять инициативы, — Звягинцев
нахмурился. — Я сам им сообщу. И до моего визита прошу их не беспокоить.
Дело очень серьезное, как вы сами видите. Поменьше болтайте, и так все через
задницу идет. А теперь еще снег… И перевалы закрыты. Как думаете,
профессионалы, насколько вся эта бодяга затянется?
— Ну дня на два как минимум, — уверенно сказал
Юрик.
— Это точно, — Звягинцев сморщился, как от зубной
боли: сидеть двое суток с трупом на руках, прекрасно понимая, что каждый час
отодвигает от него истину, затягивает ее прочной узкой пленкой… Единственное,
что утешало Звягинцева, это то, что нынешний не ко времени подоспевший буран —
обоюдоострое оружие. И убийца никуда не денется с базы.
Все это время он будет здесь.
Он и сейчас здесь.
От осознания этого Звягинцев почувствовал легкое покалывание
в пальцах.
— Можно вопрос, шеф? — неожиданно спросил Влад.
— Валяй, — промямлил сосредоточенный на своих
мыслях Звягинцев.
— Можно нескромный?
— Валяй нескромный.
— Вот я за вами наблюдаю… Почему вы все время чешете
яйца?
— Что? — Двухдневная седая щетина Звягинцева,
клочьями растущая на поросячьих щеках, покрылась легким румянцем.
— Ну, не чешете… Почесываете. Это как-то выглядит…
Даже откровенное хамло Иона никогда не доставал его так, как
сейчас достал скрытое хамло Влад. А впрочем, ты сам виноват. Пал Палыч: будь
осторожен, следи за собой! Не хватало еще, чтобы при ответственном моменте
опроса свидетелей ты запускал руки в пах и шокировал юных дам.
— Ничего я не чешу. И не почесываю. Я просто
максимально сосредоточен на обстоятельствах дела. А вы бы шли отсюда,
ей-богу!..
— Ага, значит, это означает максимальную
сосредоточенность. — Влад провел очередной удар. — Что-то вроде
трубки Мегрэ. Теперь понятно.
— Пошли, пошли отсюда.
Влад осклабился, а Юрик подмигнул Пал Палычу: держись,
старина, мы на твоей стороне. Весь этот бессмысленный разговор, да еще на фоне
лежащего на полу трупа, начинал сильно действовать на нервы Звягинцеву.
Он почти в шею вытолкал спасателей, еще раз посоветовав
напоследок держать язык за зубами: это в ваших же интересах, ребята. В ваших и
«Розы ветров». Такой прискорбный факт, как убийство, нужно нести достойно, как
нес свой крест Иисус Христос.
Влад и Юрик вышли из номера. И только Иона задержался. Он
все еще не мог оторвать взгляда от лица мертвого Шмаринова. Иона рассматривал
его так внимательно, что даже Звягинцев разволновался.
— Ну что ты на него пялишься? Никогда не видел мертвых?
— Нет, не в этом дело. Это ведь ее отец.
— Да. Прискорбно.
— А она обещала познакомить меня с ним. Представить в
качестве брата мужа. Не успела.
— Да. Прискорбно, — снова повторил Звягинцев.
— Я сделаю фотографии, шеф.
— Надеюсь.
…Оставшись один, Звягинцев приступил к заключительной части
операции. Взяв в бильярдной кусок мела, он очертил контуры лежащего на ковре
Шмаринова. Дверь была оклеена скотчем, позаимствованным у Ивана, а тело
покойного бизнесмена было временно перенесено в одну из пустых морозильных
камер при ресторане. Звягинцев понимал неудобства такого шага, но и оставить
Шмаринова в теплом номере в самом сердце отеля не мог: неизвестно, когда
прибудет опергруппа. Юрик, знавший толк в метеорологии и особенностях здешнего
климата, отпустил бурану два дня. Но нет никакой гарантии, что он не продлится
дольше.
Закончив работу в номере, Звягинцев, груженный пакетами с
вещдоками, вернулся к себе.
Дрянная история.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
