Возня с трупом и всем тем, что окружало труп, вымотала его.
Эти американские гонки не для его изъеденных ревматизмом старых костей. Эти
американские гонки — удел молодых умных следователей с компьютерами и
электронной начинкой криминалистических лабораторий. Как бы то ни было, все,
зависящее от него, он сделал.
Или почти все.
Остается допросить свидетелей, принять напечатанные снимки
от Ионы и бумагу от доктора. Родственники тоже должны дать письменные
показания.
Родственники.
С этими родственниками здесь уже творились всякие чудеса.
Похоже, вся эта семейка доставила «Розе ветров» гораздо больше хлопот и
неприятностей, чем все жертвы схода лавин.
Доставила и еще доставит.
А сейчас Звягинцеву предстоит самое неприятное: нужно идти к
его дочери и сообщать о смерти любимого отца. Молодая дочь — не то, что молодая
жена. Другого отца у нее не будет. Звягинцев так расстроился по этому поводу,
что решил даже побриться.
Это был самоотверженный шаг.
Его старая, уже давно выработавшая свой ресурс электробритва
«Бердск» немилосердно драла кожу и вполне могла занять достойное место в
каком-нибудь частном музейчике «Орудия пыток святой инквизиции». Процедура
бритья обычно занимала двадцать минут, но сегодня на нее ушло полчаса:
Звягинцев все время отвлекался на произошедшее ночью
убийство.
И чем больше он думал о нем, тем больше оно ему не
нравилось. Ему не нравилась Инка, проспавшая сам акт трагедии; ему не нравился
сам Шмаринов, унесший в небытие тайну своей гибели. Ему не нравились три бокала
на столике.
Коньяк «Наполеон» ему тоже не понравился, но это был вопрос
вкуса.
История выглядела скверно хотя бы потому, что раскрыть
убийство по горячим следам не удастся: чертов буран спутал все карты. А убийца
будет спокойненько ждать, когда снег перестанет идти и перевалы очистятся.
Впрочем, слово «спокойненько» к нему неприменимо — Шмаринова он кромсал с завидным
остервенением.
Кое-как побрившись и повязав галстук, купленный в Гостином
дворе на Невском пятнадцать лет назад, Звягинцев отправился в коттедж к
Красинским. Человек, приносящий плохие вести, должен хотя бы выглядеть хорошо.
Перед тем, как закрыть дверь, Звягинцев прихватил с собой пакет с ножом: мало
ли, может быть, кто-то из родственников видел этот нож раньше…
Кстати, о ноже нужно спросить и Инессу.
Да, именно так. Не забыть спросить об этом Инессу, молодую
вдову.
* * *
Дорога в коттедж заняла больше времени, чем рассчитывал
Звягинцев.
Во-первых, ему пришлось пробиваться через снежные завалы и
отплевываться от набивающегося в рот снега. Во-вторых, нести свою
стосорокакилограммовую тушу по сугробам было утомительно. И в-третьих — люди.
Обслуживающий персонал «Розы ветров», готовый растерзать его
расспросами. На лицах обслуги читался жгучий испуг и такое же жгучее
любопытство. Убийство в фешенебельном отеле было событием из рук вон, оно могло
серьезно навредить репутации, о чем у Звягинцева уже был короткий, но
достаточно жесткий разговор в администрации. Никаких утечек, нужно по
возможности успокоить людей и дождаться приезда оперативников.
Звягинцев кивал шляпой и во всем соглашался с
администрацией: никаких утечек — конечно; все должно быть максимально сдержанно
— так точно; людей нужно опрашивать (опрашивать, а не допрашивать!) осторожно —
будет сделано; и по возможности аккуратненько спихнуть всю вину на самого
погибшего — не извольте беспокоиться; не обсуждать эти темы с курортниками —
яволь!..
После получения ЦУ Звягинцев вышел из крыла администрации,
как из парилки, и в очередной раз пожалел, что вовремя не взял отпуск.
А теперь он продирался сквозь сугробы, и в его измученном
теле росла непонятная ненависть к самому Шмаринову, поставившему всех в такое
неудобное положение.
…Дверь в коттедж долго не открывали.
Должно быть, спят еще, подумал Звягинцев, а зря: поздняя
птичка глаза открывает, а ранняя — носок прочищает. Наконец он услышал за
дверью подозрительную возню.
— Откройте! — откашлявшись, потребовал Звягинцев.
— Собственно, мы еще спим, — послышался за дверью
голос Марка.
Кто бы сомневался! Конечно, спите, бедняги.
— Кто это? — уточнил Марк.
— Это Звягинцев.
— Что случилось, Пал Палыч?
— Я могу поговорить с вами?
— Да, конечно.
Марк лязгнул ключом, дверь открылась, и он вышел на крыльцо:
заспанный, со всклокоченными волосами и почему-то мокрым лицом. Эта полусонная
неухоженность странно молодила его, он выглядел совсем мальчишкой, никак не
старше двадцати восьми (на самом деле Марку было тридцать пять). Звягинцев
посмотрел на Марка с состраданием:
— Боюсь, у меня для вас не очень хорошие новости.
Постарайтесь подготовить жену.
— Что? О чем вы говорите? К чему я должен ее готовить?
— Мы нашли тело вашего тестя. Он убит, Марк…
Лицо Марка побледнело, а нижняя губа беспомощно отвисла.
— Что? Что вы сказали? Как это — «убит»?
— Зарезан ножом. В своем собственном номере. —
«Что же я говорю, старый дурак! Никакого такта, никакой деликатности!»
— Как это — убит? — Марк неожиданно повысил голос
и сорвался на фальцет. — Вы что-то путаете, мы расстались с ним в четыре,
и он был абсолютно здоров.
— Возможно, вы были последним, кто видел его в живых.
Шмаринов убит между четырьмя и шестью часами утра.
— Нет!
— Возьмите себя в руки, Марк! — жестко сказал
Звягинцев. Крепкий парень, и нечего с ним миндальничать.
— Нет… — сказал он уже тише.
— Вы позволите пройти в дом, или так и будем стоять на
морозе?
— Да, конечно.
Опешивший от таких утренних новостей, Марк пропустил
Звягинцева в дом. Что-то не похоже, чтобы семейная чета спала в тепле, холе и
неге: окно открыто почти настежь, на ковре — темные потеки уже успевшего
растаять снега.
Ольги в комнате не было.
— А где жена? — шепотом спросил Звягинцев.
— В ванной, — почему-то смутился Марк.
— Вы же сказали, что вы спите.
— Ну… Я имел в виду себя. Ольга, очевидно, вышла
принять душ.
Некоторое время они сидели молча, поочередно поглядывая на
дверь. Но Ольга, судя по всему, выходить пока не собиралась.
— Как это произошло? — спросил наконец-то Марк.
Первый шок прошел, и теперь он уже взял себя в руки. И взял довольно удачно.
