Напрасное беспокойство – Ральф будет молчать.
Он слишком сильно зависит от Мики.
Ему, единственному, позволено присутствовать на кухне в то
время, когда Мика занимается приготовлением блюд: Ральф находит это зрелище
исполненным магии и поэзии, liebe Мика – настоящая маленькая колдунья,liebeМика
могла бы вести кулинарное шоу, следующее сразу за девятичасовыми
новостями,liebeМика могла бы выступать с перформансами в галереях по всей
Европе и они имели бы колоссальный успех,liebeМика позволит мне порезать манго
и папайю для фруктового салата? а приготовить фиалковый соус?..
Ни за что.
У Мики уже был печальный опыт. Как-то раз она разрешила
Ральфу принять участие в судьбе фаршированных баклажанов – и результат оказался
плачевным. Не то, чтобы баклажаны были несъедобны, – они были самыми
обычными, такие подают везде, в любом ресторане, в любом кафе с большим или
меньшим количеством чеснока. Клиент, получивший их, не выказал недовольства, но
па полгода забыл о существовании «Ноля».
О таких просчетах Мика предпочитает не вспоминать.
И Ральф, вместо того, чтобы готовить священный фиалковый
соус, отправляется к двум тишайшим интеллигентным гомикам – мыть картофель,
морковь и латук.
Подбор официантов – единственное, что взяла на себя Мика,
кроме кухни. Многого от них не требуется: быть немножко психологами, немножко
поэтами и хоть чуть-чуть нравиться публике. Мика ни с кем особенно не
сблизилась, кроме двоих. Мулат Иван (он предпочитает, чтобы все звали его Ив) –
бывший стриптизер, бывший жиголо, бывший чемпион Питера по акробатическому
рок-н-роллу. Что заставило его бросить стареющих богатых овец и осесть в «Ноле»
– неизвестно. Второй – Виталик – закончил театральную академию, но ни дня не
проработал в театре. Запах пыльных кулис его не прельщает, кино – дело другое.
С такой фактурой, как у него (порочный героиновый бэби), Виталик запросто
отхватил бы главную роль у самого Квентина Тарантино. Виталик свято верит, что
рано или поздно Квентин в очередной раз заглянет в Россию, и –
следовательно, – в Петербург, тут уже идо «Ленфильма» недалеко. А
«Ленфильм» – это почти «Ноль за поведение», двести метров решающего значения не
имеют. Так что Виталику остается спокойно дожидаться, когда жертва забьётся в
сетях, он называет это «стратегией паука».
– Каковы шансы, что Тарантино появится здесь? –
спросила как-то Мика.
– А каковы шансы, что здесь появится Иисус? –
улыбка Виталика сродни улыбке Чеширского кота. Когда он так улыбается, Мика
тотчас начинает жалеть, что Тарантино ни разу не забегал в «Ноль» хотя бы
отлить. Без Виталика он бы точно не ушел.
– Не знаю. Один на миллион?
– Что-то вроде того.
– Не проще ли тогда уехать в Америку? Уехать в
Голливуд? Послать Тарантине фотки с лос-анджелесского почтамта?
– Не проще. Уехать – значит переключиться со стратегии
паука на тактику мухи. Как заканчивает жизнь большинство мух, нам известно.
– Совсем не так известно, как ты думаешь, – Мика
обожает незатейливые инсектицидные беседы с Виталиком.
– Разве? Мух прихлопывают, потому что они суетятся и не
умеют ждать. Ничего им в жизни не светит, ничего. А все счастливые случаи
происходят только…
– С пауками?
– Представь себе.
Сколько раз они с Виталиком болтали о мухах и пауках?
Двадцать, не меньше. Каждый из таких разговоров укрепляет Мику: она всю жизнь,
сама не зная того, придерживалась паучьей стратегии – в отношении Васьки, во
всяком случае.
Всю жизнь Мика ждала.
Сначала – что маленькая Васька привяжется к ней; затем – что
подрастающая Васька перестанет ее дичиться; затем – что выросшая Васька
определит ее в подруги, пусть и неблизкие. Даже этого было бы достаточно.
Васька выросла, ей уже почти двадцать, но ничего подобного
не произошло.
Исключение составляют лишь спорадические контакты на бытовой
почве, хотя и их Васька предпочитает сводить к минимуму. Она давно покинула
свою комнату и живет в дедовой мастерской, среди девушек с веслами, счастливых
колхозников, одухотворенных сталеваров, гарцующих лошадей Тамерлана и маршала
Рокоссовского. Место не слишком комфортное, но Ваську оно вполне устраивает:
мастерская имеет отдельный вход, через него-то и льется неиссякаемый поток
Васькиных мальчиков. Иногда Мика встречается с ними у ванной или туалета. И
никто из мальчиков с ней не здоровается, а если здоровается – то через губу,
неизвестно, что там плетет о Мике Васька –
а-а, это моя сестра, не обращайте на нее внимания, она –
шизофреничка.
а-а, это моя сестра, не обращайте на нее внимания, она –
посудомойка в столовке и редкая сука.
а-а, это моя сестра, держитесь от нее подальше, она – больна
проказой.
а-а, это моя сестра, держитесь от нее подальше, она –
киллерша.
кто это? я и сама не знаю – кто. Домработница, наверное.
Встречи с мальчиками редки, куда чаще Мика встречается с их
носками на батарее в ванной. Мика старается относиться к таким вещам
снисходительно; в конце концов, Васька – взрослый человек и вольна поступать
так, как ей заблагорассудится, а секс и либидо (что бы по этому поводу ни
думала Мика) еще никто не отменял.
Пожалуй, Васька сексуальна, насколько Мика вообще может
судить о сексуальности.
У выросшей Васьки смуглая кожа (и в кого только?),
иссиня-черные и все такие же непокорные волосы (Васька усмиряет их стрижкой –
слишком короткой, слишком экстравагантной на Микин непросвещенный взгляд), у
нее отличная фигура, которой чуть-чуть не хватает женственности. Всего
остального у Васьки с избытком: дерзости, куража и бесстрашия. Васька
предпочитает экстремальные виды спорта (о некоторых Мика и слыхом не
слыхивала), любит выходить на кухню за соком в голом виде (а у нее,
оказывается, есть татуировки!) и не всегда закрывает дверь в мастерскую, когда
занимается любовью со своими мальчиками.
Это происходит не так часто, чтобы быть злым умыслом, но
каждое показательное выступление выбивает Мику из колеи как минимум на педелю.
А однажды…
Однажды она делала это сразу с двумя.
Слава богу, Мика не видела всех подробностей (она бы просто
умерла от стыда), но слышала все довольно хорошо. Салфетки, испачканные
спермой, чертов вибратор из чилл-аута в давно забытом «Dompfaff'e» – вот что
лезло Мике в голову, вот что сопровождало все эти хлюпающие звуки, вздохи,
подвывания – не мужские и не женские.
Звериные.
Что-то еще. Там было что-то еще. Ни диски караоке, ни
цитатник Мао, ни брошюра «Бог любит всех своих детей», нет. Тогда что? А-а –
порванный бланк заказа на куклу-матрасик («анус-вагина съемные»). Трудно
поверить, что Ральф – кроткий организатор производства и добытчик экзотических
съедобных штучек Ральф – промышлял такими гадостями. Нет, это определенно не
он. Тогда кто? Йошка и Себастьен? Друзья Йошки и Себастьена? Друзья друзей
Йошки и Себастьена? Тоже нет. Все они – голубые, вагина голубым ни к чему. Остается
Клаус-Мария.
