Да-да, прекрасный овал теперь обрамляет паутина,
невразумительный пух, тонкие стекловидные волокна – и вот уже лицо перестает
быть красивым, приобретает ярко выраженный землистый оттенок; глаза и рот
вваливаются, нос заостряется, подбородок выпячивается вперед. До этого момента
в ушах феи висели роскошные жемчужные серьги, а теперь?
Что видит Васька теперь?
Черных скорпионов с хищно загнутыми хвостами.
От страха у Васьки свело челюсти. Она и рада была бы
заорать, да звуки застряли в горле. Она и рада была бы убежать, да ноги вросли
в пол. Васька стояла, не двигаясь, а ввалившиеся глаза смотрели и смотрели на
нее. А ввалившийся рот тщился изобразить улыбку.
Если бы этот кошмар продлился чуть дольше, Васька наверняка
умерла.
Но он закончился, едва начавшись.
Перед ней с самым обычным, хотя и немаленьким, ножом в руках
стояла Мика. Такая же пресная, какой была всегда. И с лицом у нее все обстояло
нормально, и в ушах не было не то что скорпионов, а даже тех замечательных
жемчужных серег, которые так потрясли Ваську.
Серег не было, а улыбка была.
Васька делила Микины улыбки на несколько категорий:
заискивающая
просящая
примирительная
жалостливая
слезливая
«как насчет луна-парка в воскресенье?»
«почему ты не хочешь мне помочь, малыш?»
Потому что ты мне не нравишься, – обычно отвечала
Васька.
Но сейчас, обретя свой первозданный вид, Мика даже
понравилась Ваське. Впервые в жизни. Лучше уж быть сестрой жалкого ничтожества,
чем сестрой монстра. А не лучше, – так безопаснее наверняка.
– Что это? – выдавила из себя Васька.
Может, Мика объяснит ей, что происходит на кухне этой ночью?
А если это происходит каждую ночь? Даже одна мысль о подобном вызывает к жизни
мурашки на спине.
– В каком смысле? – ушла от прямого ответа Мика.
– Что ты тут делаешь?
– Готовлю.
«Кручу-верчу, обмануть хочу», – говорил в таких случаях
продвинутый Леха. Мика – крутит и вертит, в этом не может быть сомнений. С
другой стороны, – запах, витающий в кухне, вызывает активное
слюноотделение, каждый сантиметр кухонных поверхностей облепили благополучно
материализовавшиеся мысли о пище, еде, трапезе. На доске перед Микой лежат
ошметки зелени, и сердцевинки салатных перцев, и лиловая шелуха от лука, и еще
много чего.
– Ночью? – глупо спросила Васька, как будто
луковой шелухе не все равно, когда лежать на столе – ночью или днем.
– Ночью. Почему нет? Такое у меня настроение.
– Ясно, – Васька с трудом подавила в себе желание
отлепиться от косяка и с разбегу нырнуть в соблазнительные волны запаха. Не-ет,
она не будет неосмотрительной дурой, да и кто знает, что ожидает ее на дне
волны?
Черные скорпионы с хищно загнутыми хвостами.
– Хочешь попробовать? – улыбнулась Мика. Улыбкой,
выходящей за рамки составленной Васькой классификации. Определенно, – это
новая улыбка. И новая посуда на плите. Вернее, хорошо забытая старая посуда.
Васька, облазившая в доме каждый уголок, прекрасно знала, что в кухонных шкафах
хранятся закопченные, перелуженные, покрытые серым налетом времени кастрюли,
сковороды, сотейники. И даже один казан.
На газовой конфорке, над слабо тлеющим огнем, тоже стоял
казан. Такой же величины и формы, но при этом – восхитительно прекрасный,
восхитительно чистый, сверкающий червонным золотом подобно шлему рыцаря. Не
казан, а произведение искусства. Единственное, что роднило его с тем, старым,
казаном, – клеймо на боку.
Васька хорошо знала, что изображено на клейме: маленькая
птичка. Почему-то она решила для себя, что это обязательно должен быть зимородок.
И вот теперь Мика предлагает ей отщипнуть частицу от
священной плоти зимородка, положить ее в рот и подождать, пока она растает. А
вместе с ней в Васькино тело проникнут божественный запах и божественное
желто-оранжевое сияние. Проникнут – и осветят все самые темные, самые потаенные
его уголки.
– Так положить тебе кусочек? – продолжала искушать
Мика.
– Нет.
У Васьки свело губы – так не в жилу оказалось это «нет»,
таким навязчиво-неотразимым был дух только что приготовленной еды.
– А что это? – не выдержав, спросила она.
– Рыба. Хочешь рыбки?
Хочет ли она рыбки? Еще бы не хотеть! Она засунула бы во
внутренности казана сразу обе руки, и никаких вилок, никаких ложек не надо, что
же останавливает ее? Воспоминание о червях на рукояти, воспоминания о паутине вместо
волос. Если уж Мика в какой-то момент может оказаться «совсем не Микой», то
трудно представить, чем обернется рыба в казане.
И какими будут последствия для нее, Васьки.
– Вот еще! Рыбы не хочу. Хочу сладенького!.. Собрав в
кулак все свое мужество, Васька прошлепала мимо ныне здравствующей газовой
плиты, мимо плиты, исполняющей роль разделочного стола, мимо самой Мики и мимо
Микиного ножа. Силы оставили ее у холодильника, пришлось даже ухватиться рукой
за дверцу, чтобы не упасть. Крепко хлопнув ей, Васька схватила первую
попавшуюся плошку с йогуртом: надо же было как-то оправдывать «сладенькое».
Хотя бы и перед Микой.
Первый этап завершился благополучно, теперь нужно
возвращаться. Тем же путем, мимо Микиного ножа и мимо самой Мики. Главное,
чтобы опять не случился кошмар с паутиной, со впавшим, похожим на сожженный
муравейник, ртом. Второго такого превращения Васька просто не переживет.
До спасительной двери было далеко – гораздо дальше.
чем обычно, и расстояние увеличивалось прямо па
глазах, – и какой только черт понес Ваську к холодильнику? Она вполне
могла обойтись без йогурта, а во всем виновато ее упрямство и неизбывное
желание казаться храбрее и бесстрашнее, чем есть на самом деле. Пока Васька
тихо проклинала себя на все лады, с Микой опять начали происходить изменения.
Правда, не такие кардинальные, как в тот, первый раз: как будто невидимый, но
всесильный фотограф, проявлявший снимки Микиного лица, устал, или находился в
раздумье, или находился в ожидании: какими же именно получатся фотографии? И какая
личина больше всего подходит Мике? Прекрасная, ужасная, самая обыкновенная?..
– А я нашла коробочки. Хочешь посмотреть?
Коробочки.
Новая напасть.
Несмотря на страх, Васька все же продвигалась к заветному
выходу, и мимо нее (слепка искаженные, как в ночном светильнике), плыли
сердцевинки от салатных перцев и луковая шелуха. Она решила смотреть именно на
них, чтобы не сосредотачиваться на Мике и ее тесаке. Откуда Ваське было знать,
что за невинным фасадом перца, зелени и лука прятались какие-то коробочки?
