Не ударила.
Развернулась и пошла прочь.
Кто такой Торкватто Тассо? Или, может, он – Тарква-Татасса,
сводный брат Муми-Тролля? Никто так и не смог объяснить Ваське популярно, даже
продвинутый Леха встал в тупик. А спрашивать у Мики Васька не стала: спрашивать
что-то у Мики – значит снова попадать в зависимость от нее. А это почти то же
самое, что жечь книги: от неприятного осадка после совершенного избавляешься не
скоро.
Васька больше ничего не сожгла, но с книгами в огромном
книжном шкафу произошла странная вещь: они исчезли. Трудно установить, произошло
ли это в одночасье или на исчезновение потребовалось время, но в один
прекрасный день Васька столкнулась с пустыми полками. Это все Мика, решила она,
ее римские деяния, больше некому: побоялась, что и с остальными книгами
случится то же, что случилось с Торкватто Тассо, и спрятала их подальше, а
может, продала.
Васька ждала облегчения от пропажи книг, но оно почему-то не
приходило.
Потом, конечно, все забылось, стерлось в памяти; остался
лишь единственный вопрос, до решения которого у нее так и недошли руки – кем же
на самом деле был загадочный Торкватто Тассо?…
– …Торкватто Тассо, – задумчиво произносит
Васька. – Ты знаешь, кто такой Торкватто Тассо?
– Понятия не имею, – пожимает плечами
Ямакаси. – Фамилия итальянская… Может быть, художник?
– Может быть.
– Или скульптор, как твой дед.
– Может быть.
– Я, кстати, тоже знавал одного скульптора. Достаточно
известного. Правда, он был немцем. Тобиас Брюггеманн. Не слыхала о таком?
Имя Тобиас Брюггеманн ни о чем не говорит Ваське, история
искусств и уж тем более современное искусство никогда не были сильной ее
стороной. И потом, что значит достаточно известный в понимании Ямакаси?
Человек, который подсел к нему в баре, угостил пивом и представился
скульптором? Человек, который подвез его на своем малолитражном «жуке» до
центра какого-нибудь города, разговорился в пути и представился скульптором?
Человек, который делал надгробия для его родителей, и уже поэтому заслуживший
определение скульптор?
Известность – понятие относительное.
– Никогда не слыхала. Он же немец, а здесь Россия.
– Он работал и в России. И в Питере тоже.
– Извини…
Васька никак не может взять в толк, почему Ямакаси, до того
спокойный и уравновешенный (даже на секс он потратил сил не больше, чем на
компостирование билета в трамвае) – так распалился. Дался ему этот скульптор!..
Видимо – дался.
Узкие глаза Ямакаси впились в лицо Васьки с явным желанием
содрать с него кожу, брови сошлись на переносице, а на щеках играют желваки.
Ямакаси больше не похож на чудесную птицу Кетцаль, скорее – на разгневанного
бога из джунглей, или из сельвы, или с высокогорного плато… Где еще обитают
разгневанные боги?
– Я не совсем понимаю, милый… – Васька впервые
назвала Ямакаси «милым». – Разве не знать имя какого-то немецкого
скульптора – преступление?
Кажется, ей удалось разрядить обстановку. Лицо Ямакаси
разглаживается, он явно стыдится внезапного выброса ярости и пытается спрятать
смущение за улыбкой. Своей обычной добродушной улыбкой, которая вызывает к
жизни насекомых в корнях Васькиных волос.
– Действительно, глупо получилось. Просто этот человек…
открыл мне глаза на интересные вещи. Он много для меня значит.
Представить, что хоть кто-нибудь из смертных играет
существенную роль в жизни Ямакаси, Васька не в состоянии. Главный человек для
Ямакаси – сам Ямакаси.
– Чем же это были за интересные вещи?
– Когда-нибудь я расскажу тебе. И обещаю, ты очень
удивишься. Очень.
«Когда-нибудь» означает, что Ямакаси собрался задержаться
здесь, что он не исчезнет завтра, и, возможно, останется до послезавтра.
Васькино сердце бьется медленнее, чем обычно, уж не влюбилась ли она?
Определенно нет.
* * *
«Кьярида миа» означает любимая моя.
Васька выяснила это, задав вопрос Ямакаси напрямую. Правда,
с национальной принадлежностью кьяриды дело обстоит туманно. До сих пор не
понять, идет ли речь об испанском (Ямакаси никогда не был в Испании),
португальском (Ямакаси никогда не был в Португалии) или одном из диалектов
итальянского (Италия тоже прошла мимо Ямакаси).
С национальной принадлежностью самого Ямакаси все еще запутанней.
Он говорит и думает на русском, и нет никаких свидетельств того, что ему знаком
какой-либо другой язык, кроме русского; колченогая кьярида предстает в этом
контексте забавным недоразумением.
Ямакаси ничего не рассказывает о местах, в которых родился,
и о местах, в которых жил, кто же он на самом деле?
Васька теряется в догадках.
Казах, выдающий себя за японца? Киргиз, выдающий себя за
казаха? Кореец, выдающий себя за киргиза? Бурят, якут, китаецентричный малаец?
А может, побочный продукт связи воронежской пейзанки и шамана из ненецкого
стойбища? Вразумительного ответа от Ямакаси получить так и не удалось. Как не
удалось узнать его настоящего, а не подсмотренного в фильме, имени. Как не
удалось определить (хотя бы примерно), сколько ему лет.
После бесплодных размышлений Васька останавливается на
возрастном промежутке от двадцати до двадцати пяти, только он позволяет
безнаказанно сигать с крыши на крышу. После двадцати пяти выжившие в этом
необычном виде спорта переходят на тренерскую работу.
Они спят в одной постели, хотя не всегда занимаются сексом.
Спать с Ямакаси одно удовольствие, особенно в это, почти тропическое, лето.
Несмотря на жару, его тело остается прохладным, а иногда – так просто холодным.
Один раз холод, идущий от Ямакаси, сыграл с Васькой дурную шутку: она
проснулась среди ночи в полной уверенности, что птица Кетцаль мертва. То есть –
абсолютно мертва. Тщетные попытки уловить ее дыхание привели Ваську к тому, что
она просто приникла ухом к груди, к той стороне, где расположено сердце.
Тишина.
Тишина длилась секунду, вторую, третью. И по мере того, как
они наползали друг на друга, складывались в минуты, Васькой овладевало
оцепенение, она и сама – холодела. Смерть может быть заразна, подумала Васька, смерть
может быть заразительна.
Стоит ли это открытие гибели птицы? – большой вопрос.
Стоит ли это открытие гибели самой Васьки?..
Тогда она и вправду была близка к гибели – или ей казалось,
что близка. Ухо примерзло к груди Ямакаси, скрюченные пальцы рук не
разгибались, тонкие ледяные иглы покалывали кожу, что ей теперь делать и чего
не делать? Волевым усилием оторвать себя от тела, затрясти его, закричать,
зарыдать, вызвать скорую?..
– Опс, – насмешливый голос Ямакаси прозвучал как
гром с ясного неба. – Что случилось, кьярида? Ты как будто чем-то
взволнована?
