Конечно же к ней – к Ваське.
Васька – сестра, и они живут вместе.
До сих пор Ваське казалось, что паук не любит
распространяться о трениях в их малочисленной семейке. Что, если Васька
ошибается, и кое-кто уже в курсе, что они живут, как кошка с собакой?
Ральф, например.
А если не Ральф – то дерьмо образный официант Виталик.
А если не Виталик – то кто-то из педиков (не руководящих
педиков, – других, помогающих пауку управляться с делами на кухне; педики
множатся в геометрической прогрессии и с этим ничего нельзя поделать).
А если не педики…
Все равно найдется кто-то, кто капнет на Ваську.
Все остальное будет делом техники – найти труп, а по нему
вычислить и убийц, ищи того, кому это выгодно, Васька отдает себе отчет, она –
разумная девушка.
Она – разумная, а Ямакаси – неряха.
Шайзе.
Шайзе, шайзе, шайзе, почему мысль об этом пришла ей в голову
только сейчас? – Ямакаси – неряха.
Не в общепринятом смысле слова, конечно. В повседневной
жизни он очень следит за собой: постоянно полощет задницу под душем, оголтело
стирает единственную пару носков, а его штаны и жилетка, кажется, вообще
никогда не пачкаются. Ничто к ним не пристает, несмотря на возмутительно белый
цвет. Но на сандалиях Ямакаси – неискоренимые бурые пятна, и на седле его
мопеда – точно такие же, а нож-выкидушка из рюкзака?
Лезвие ножа тоже не блещет чистотой, но Ямакаси нисколько
этим не заморачивается.
Чудесная птица Кетцаль привыкла оставлять следы, и ее не
переделаешь.
– …Это слишком сложно, милый.
– Что же в этом сложного? Ты хочешь избавиться от
сестры?
– Да. Но не таким способом.
– А по-моему, это самый удачный способ. Самый
радикальный.
– Не думаю… У нее много покровителей.
– Неужели? А ты никогда не говорила мне, что у нее есть
покровители.
– Просто к слову не приходилось.
– Можно шлепнуть ее прямо на улице, если ты боишься
осквернить дом.
– Это тоже не слишком блестящая идея… – неужели
они всерьез обсуждают возможное убийство паука?
Да.
– Почему?
– Потому что у нас с ней дерьмовые отношения. Дерьмовее
не придумаешь. Это ни для кого не секрет, – возможно, Васька несколько
преувеличила, но для драматического эффекта сойдет. – И если с ней
что-нибудь случится… Не важно где… Все обратят свои взоры ко мне.
– А-а… Нуда. Ищи, кому выгодно.
– Точно.
Ямакаси заметно огорчился: как ребенок, которого лишили
любимой игрушки. Не стоит злить и расстраивать его,подумала Васька, во всяком
случае, пока пушка у него в руках; что, если он пальнет от расстройства?..
– Вот если бы можно было придумать что-нибудь
такое, – медленно, почти по складам произнесла она. – Что-нибудь
неожиданное…
– Ты имеешь в виду план? – оживился Ямакаси.
– Ага. Что-нибудь потрясающее.
– Необычное.
– Феерическое, – продолжала наращивать темп
Васька.
– Чтоб у всех дыхание сперло, – Ямакаси не
отставал.
– Чтобы все стали в тупик.
– Чтобы у всех челюсти отпали!
– Какой-нибудь парадоксальный ход, – Васька почти
выдохлась, но не собиралась сдаваться.
– Идеальное убийство, – припечатал Ямакаси. –
Всегда мечтал совершить идеальное убийство, но до сих пор как-то не везло. Не
складывалось. Все через пень-колоду. Начинаю за здравие, а кончаю за упокой.
Шутит он или говорит серьезно? Ваське все равно.
– Иди сюда, кьярида.
Он все еще сидит на полу, а она взобралась к нему на колени,
обхватив ногами спину. Руки Ямакаси обнимают Ваську за плечи, руки Васьки лежат
у Ямакаси на груди. Где-то далеко внизу, в ущелье, образованном их
телами, – пистолет.
– Он не выстрелит? – спросила Васька без всякого
волнения.
– Не знаю.
Хорошо ли она изучила его лицо? Достаточно, чтобы понять: в
нем никогда ничего не меняется, а мелкие сиюминутные эмоции – не в счет. Ямакаси
– не Чук и не Гек, лица которых – не что иное, как подробная географическая
карта Гоа и юго-западной оконечности Португалии, с указанием высот и глубин.
Ямакаси – не Ральф с его время от времени всплывающими вместо глаз
упадническими креветками. Ямакаси всегда остается самим собой.
Но теперь Васька видит не красавчика-азиата, и не чудесную
птицу Кетцаль, и даже не порочного типа, мастурбирующего под аккомпанемент
японских порномультяшек – она видит такую же Ваську, одержимую идеей убийства
сестры.
Ямакаси зеркально отражается в Ваське (или Васька зеркально
отражается в Ямакаси) – ничего удивительного, учитывая, что и органы внутри его
тела расположены зеркально.
– Тебе-то это зачем, милый? Зачем тебе ввязываться в
эту историю? Зачем убивать?
– Хочу тебе помочь.
– Удивительно.
– Моей девушке отравляют жизнь, разве я не имею права
вмешаться? Что же тут удивительного?
– И это вся правда?
– Конечно.
– Ты даже не спросил, есть ли у меня основания для
убийства…
– А зачем? Если ты думаешь об этом и готова на это
решиться – у тебя наверняка есть веские основания.
– А если их нет?
Он не раздумывает ни минуты, он касается губами Васькиного
лба, никогда раньше она не удостаивалась такого нежного, почти братского поцелуя.
– Тогда все еще проще, кьярида. Ничтожность повода –
лучшая почва для идеального убийства. Ни ярость, ни злость, ни дурное
настроение, ни нетерпение не помешают его продумать. Доверься мне…
«Доверься мне». Кажется, Ямакаси уже говорил это однажды. В
реестрах Васькиного архива-фраза отнесена к папке «Первый секс с Ямакаси».
Содержимое папки еще не классифицировано.
– У тебя уже появились идеи? – Васька и не
заметила, как ее руки оказались на животе Ямакаси, а потом спустились еще ниже.
– Не идеи, нет… Кое-какие наметки. Но сначала я должен
познакомиться с ней. С твоей сестрой, я имею в виду.
– Зачем? – идея или наметка, как бы это не
называлось, не слишком удачна, она отдается в сердце мгновенным острым толчком,
уж не влюбилась ли Васька?
Определенно нет.
– Ну как – зачем? Чтобы понять, что она за человек.
– Я сама расскажу тебе, что она за человек. Я многое
могу рассказать о ней, поверь.
