– Нет-нет, твой взгляд будет слишком субъективным.
– И насколько близко ты собираешься с ней
познакомиться? Так? – Васька уже вовсю орудует в паху Ямакаси: он не
мешает ей, но и не особенно реагирует на ее ласки.
– Ты говорила, она работает в ресторане…
– Да. Шеф-поваром.
– Не мешало бы ее навестить как-нибудь.
– Ну, это в случае, если мы прихватим отсюда костюм. В
твоем обычном виде тебя в наш ресторан не пустят.
– Там жесткий дресс-контроль?
Ямакаси никогда не производил на Ваську впечатление человека,
знающего, что такое дресс-контроль, а вот поди ж ты! Откуда что взялось!…
– Не то чтобы такой уж жесткий… Но очень многие, в том
числе толкущиеся там учредители, наверняка отреагируют на тебя неправильно.
– Это почему же?
– Они педики.
Васька благоразумно упоминает педиков и выносит за скобки
отставного попа и припадочного Ральфа. Быть может, Ямакаси отпугнут хотя бы
педики. А уж на попа, и тем более на Ральфа с креветками вместо глаз, он точно
наплюет.
– Да и черт с ними, с педиками. К тому же в любом
ресторане есть черный ход, ведущий прямиком на кухню. Я прав?
– Да, – Ваське очень не хочется говорить
это. – Да, конечно…
– Постой… Ты сказала – «наш ресторан».
– Разве?
– Я запомнил. Ты тоже там работаешь?
– Да. Не на кухне, не переживай. Я варю кофе.
– Это называется бариста, – довольный собой,
Ямакаси легонько щелкает Ваську по носу, попутно освобождаясь от ее руки в
своем паху.
Сверхделикатно, приходится признать.
– Это называется хериста, – поправляет
Васька. – Кофе у нас омерзительный. Его никто не пьет.
– Отчего же тебя держат?
– Из-за сестры. Если бы не она – меня бы давно
выкинули. Но поскольку она заправляет на кухне и без нее ресторан просто
развалился бы, владельцам приходится мириться и со мной… Они не могут ни в чем
ей отказать, и я, неблагодарная скотина, этим пользуюсь. Я достаточно
объективна?
– Вполне. Ты меня восхищаешь.
– Значит, тебе не обязательно знакомиться с моей
сестрой?
– Послушай, кьярида… Ты должна мне Доверять…
«Ты должна мне доверять» и «доверься мне» – насколько
тождественен смысл этих фраз? Он совершенно разный. Доверься мне – всегда
было направлено на Ваську, делало ее главным действующим лицом. Ты должна мне
доверять означает: отойди в сторону, мать твою, кьярида. Разберемся без твоих
соплей и желательно тогда, когда ты полностью очистишь горизонт.
– Не вижу смысла тебе доверять…
– Напрасно.
– …но хочу предупредить. Если уж так случится, что ты все-таки
просочишься в «Ноль…». Это название ресторана – «Ноль за поведение». Так вот,
если ты просочишься туда, лучше бы тебе не заказывать блюда, которые готовит
моя сестра.
– Как скажешь, кьярида.
– Поверь, так будет лучше.
– Я понял, понял… А заказать у тебя кофе не
возбраняется?..
Они все еще сидят в чужой квартире, хозяин которой может
появиться в любой момент. Но Васька почему-то уверена, что он не появится. Хотя
бы до того момента, пока они не уйдут отсюда.
Уйдут же они в конце концов?…
Это происходит даже раньше, чем рассчитывала Васька, не
бросившая даже прощального взгляда на простреленный бумажный лоб типа на
плакате. Они покидают мансарду тем же путем, которым пришли – через окно; в
активе визита – пушка с четырнадцатью патронами, в пассиве – секс, которым они
так и не занялись.
В последующие дни тоже не было никакого секса.
Равно, как не было самого Ямакаси. Во всяком случае, Васька
видела его гораздо реже, чем обычно. Раньше его отлучки были не слишком
продолжительны, – щадящи, сверхделикатны. Теперь они удлинились, как тени
в предчувствии сумерек, а предыдущей ночью она не обнаружила птицу в своей
постели.
Это вовсе не означает, что Ямакаси покинул квартиру, он
просто переместился в ту ее часть, где до сих пор безраздельно властвовал паук.
Все последующее происходит под лозунгом «Ты должна мне
доверять».
Они уже знакомы – Васька знает это точно.
Он не приходил в ресторан – в этом Васька не совсем уверена,
потому что в «Ноле» существует черный ход.
– Что происходит? – каждый раз спрашивает Васька.
– Все идет замечательно. Ты поразишься, насколько
удачно все складывается, – каждый раз говорит Ямакаси.
И прижимает ее к себе.
Лучше бы он этого не делал.
Все дело в запахе, который стали источать татуировки
Ямакаси. Запах слишком слаб, чтобы разложить его на составляющие, слишком
тонок, но он существует. И он знаком, хорошо знаком Ваське. То есть – был
знаком когда-то очень давно, в детстве, и она сделала все, чтобы избавиться от
него. Изгнала его навсегда. Это как-то связано со снами, ну да – с ее
собственными, плохо охранявшимися снами. Она была недостаточно бдительна (а
какой бдительности можно ожидать от ребенка?), она беспечно разгуливала по
своим снам, пока в один прекрасный момент не поняла, что ее сопровождают.
Поначалу это были просто силуэты, – легкие, как бумажные кораблики,
плывущие к водостоку. Хотя сами кораблики не просматривались, Васька помнит это
хорошо; кораблик из бумаги – псс-ы, он никогда бы ее не увлек. Нет, там были
вещи посерьезнее корабликов и много красивее:
мотоцикл, сверкающий хромированными деталями, с фарой и
подфарниками, наполненными лунным светом умная птица с такими древними глазами,
что зрачки в них растрескались и превратились в пыль новехонький трамвай с
огромными колесами и поющим на все лады звонком: «исполняю желания, исполняю
желания, исполняю желания»
однажды Васька едва не вскочила на его подножку, и ей бы это
удалось, если бы трамвай не набрал скорость и не ушел из-под носа в самый
последний момент. И остановился чуть поодаль, как будто выжидая – побежит за
ним Васька или нет.
Она бы побежала, она готова была побежать, но что-то
остановило ее: липкая темнота, сгустившаяся над головой трамвая, притаившаяся в
углах открытой задней площадки.
В этой липкой темноте, так не вовремя, так неосмотрительно
явившейся маленькой Ваське, и крылась разгадка: ни чудесного мотоцикла, ни
прекрасной птицы, ни восхитительного новехонького трамвая со звонком никогда не
существовало. А существовала только темнота: это она создавала и проецировала
образы, она заманивала Ваську, чтобы сожрать, слопать ее и косточек не
оставить. И у этой темноты было имя.
МИКА.
Мика – вот кто обманом пролезал в ее сны, вот кто
сопровождал ее, прикидываясь тем, что так нравилось Ваське, вот кто норовил
подойти близко-близко. Что же тогда сделала Васька? – быстренько
проснулась и поймала Мику прямо на месте преступления: Мика сидела у кровати и
подло, по-змеиному держала Ваську за руку. Она пыталась приручить Ваську хотя
бы во сне. Тогда-то Васька и почувствовала этот запах – такой же липкий,
душный, приторный. Запах человека, который до обморока хочет, чтобы его любили.
