Что говорил ей о пятилистнике мастер, гы-гы, татуажа?
Что пятилистник означает тайны пола и что он передает
скрытые значения и скрытую сущность вещей.
На сей раз скрытая сущность вещей оказывается открытой: пять
прямоугольников, сходящихся в одной точке, – не что иное, как прозрачные
надгробные плиты. На них нет надписей и дат (Васька все равно не смогла бы их
прочесть), но хорошо видно, что находится там, внутри.
Вернее – кто.
Она ходит по внешней границе круга, образованного пятью
расходящимися надгробиями, и без страха заглядывает в каждый.
Бычок – он спокоен и умиротворен, но он совсем не
юноша, каким был в день, час и минуту гибели, нет. Васька видит мальчика из
лета на Крестовском, того самого лета, когда они нашли облепленное червями
мелкое животное – то ли мышь-полевку, то ли крота.
Гек – оказывается, Гек был блондином, он и сейчас
блондин, и так же спокоен и умиротворен.
Филя – любимая такса Васькиного детства, вот удивление
так удивление, разве таксы покоятся под надгробными плитами? к тому же Филя
слишком мал для такого огромного, человеческого, надгробия, он ютится в уголке,
свернувшись калачиком, как любил сворачиваться калачиком при жизни. Шерсть у
Фили не потускнела, а если потускнела – то совсем немного; Васька даже в
состоянии различить седые волоски вокруг морды.
А этого человека Васька не знает, она никогда не видела
его, – во всяком случае, он неизвестен ей, и его смерть Ваське неизвестна.
Об этой смерти она ничего не слыхала – как в случае с Геком и Бычком, она не
наблюдала ее воочию, как в случае с таксой, эта смерть не имеет к ней никакого
отношения.
Несправедливость.
Васька расценивает это как несправедливость, под гнетом двух
оставшихся надгробий она рассчитывала увидеть совсем другое, совсем
других, – гораздо более важных для нес существ, чем Гек и Бычок, чем
какая-то такса. Увидеть их было бы логично, но разве можно требовать логики от
сна?..
Человека в толще стекла нельзя назвать мускулистым, как Гека;
он, скорее, щуплый, невысокого роста, – но, конечно, много мощнее, чем
мальчишка Бычок. И его темные, не слишком густые волосы, аккуратно расчесанные
на косой пробор, тусклы и кое-где побиты сединой, как морда Фили.
Глубоко посаженные глаза.
Чуть скошенный подбородок.
Родинка, а может, бородавка на щеке.
Тобиас Брюггеманн! черт возьми, это же Тобиас Брюггеманн,
скульптор-смерть из сказочки, рассказанной Ямакаси!
Возможно, что он и не существовал никогда, так что же он
здесь делает?
Пока Васька продумывает варианты появления Тобиаса
Брюггеманна в ее сне, он вдруг открывает глаза и принимается в упор
рассматривать Ваську, вот ужас! Васька хочет сдвинуться с места, убежать,
укрыться, но ноги как будто приросли к полу, а Тобиас все смотрит и смотрит на
нее, – прищурив левый глаз. Уж не ракурс ли для наброска он выбирает?..
Крикнуть тоже не получается: рот Васьки забит слюной, а еще
землей, – смешавшись, они образуют вязкую тягучую субстанцию, основу
раствора для кладки кирпичей. Если Васькин рот заложат кирпичами, ей будет
плохо, очень плохо, но почему она не может сдвинуться с места, вот шайзе!
Неизвестно, сколько бы продлилось обоюдное рассматривание,
но стекло над Тобиасом Брюггеманном начинает трескаться. Трещины возникают у
лица Тобиаса, затем спускаются ниже: на первый взгляд их движение хаотично и не
имеет смысла, но только на первый взгляд. Присмотревшись к трещинам, Васька
обнаруживает довольно внятный рисунок.
Схема линий метрополитена с календаря!
В их первозданном, не обремененном ни Кельном, ни Сеулом, ни
Лондоном, ни Барселоной, виде. Срок жизни схемы – не больше нескольких секунд,
после чего стеклянные осколки разлетаются в разные стороны, надгробная плита
перестает существовать, а. Тобиас Брюггеманн вот-вот выйдет на свободу.
Восстанет.
Сейчас, сейчас…
По Васькиному лицу струится пот, сердце колотится, как
ненормальное, но – слава богу! – она проснулась.
Это был всего лишь сон.
Кошмар.
Она все так же лежит в постели, в объятьях спящего Ямакаси,
в недрах мастерской, где огромные окна с давних пор занавешены огромными же
кусками холщовой ткани, где полно фигур из дерева, камня и глины, где прямо
напротив кровати стоит телевизор, по которому с некоторых пор показывают только
Шаброля и порномультфильмы. Эта мастерская – все, что есть у Васьки, она, может,
и не самое прекрасное место на земле, но, безусловно, лучше склепа.
Это был всего лишь сон.
Кошмар.
Нужно поскорее забыть его, но Васька знает, что не забудет.
Не из-за того, что картинка в кошмаре была четкой, явственной, мало отличимой
от реальности, совсем не поэтому. Бычок, Гек, Филя, Тобиас Брюггеманн – именно
в таком порядке она увидела их всех. Она шла по часовой стрелке, но если бы
пошла против, и начала с Фили, Гека или хотя бы с Бычка – тогда бы она
наверняка узнала бы всё про пятую надгробную плиту.
Ее тайна навсегда останется неразгаданной, и почему только
события, случившиеся во сне, так волнуют Ваську?
Потому что в них был знак, было предзнаменование.
А Васька его не разглядела.
Все еще мокрая от пота, Васька осторожно высвобождается из
объятий Ямакаси, который сейчас час? Три ночи? Пять утра? Совсем недавно Васька
отлично ориентировалась во времени и без всяких часов; редкая психологическая
особенность, отняв в одном месте, несомненно добавила Ваське в другом –
обостренное чувство времени произрастает отсюда и – еще обостренное чувство
расстояний. Васька всегда интуитивно точно выверяла расстояния: качество,
которое ценится любым экстремалом на вес золота. Хотя, что там говорил
Ямакаси? – расстояния всегда меньше, чем кажутся.
Он много чего говорил, се странный азиатский дружок. И что
паук хочет избавиться от псе – тоже, стоит ли верить Ямакаси?.. В последние дни
он плотно общался спауком, корчил из себя приверженца семейных ценностей (что
не соответствует действительности), и представлялся Васькиным парнем (что
соответствует действительности лишь отчасти); он сам рассказывал об этом
Ваське, – Васькин парень, ха! Ямакаси может быть только парнем самого
себя, привет всем педикам из «Ноля за поведение». Сегодняшняя история о
криминальных планах паука повергла Ваську в шок. Ей хочется думать о той
абсолютной свободе, раскрепощенности и остром счастье, которую доставила ей
близость с Ямакаси; ей хочется думать о том, что это повторится еще не раз, и о
том, что она, наконец-то, влюблена и изнывает от желания быть такой же любимой,
но вместо этого она думает о проклятом пауке.
Даже здесь паук вмешался и все испортил, задумала убийство,
блаженная дурочка? решила меня извести и обратилась за помощью к моему же
возлюбленному?
