Тот, который не позволил бы блаженной дурочке пережить те же
ощущения, что пережила вчера ночью Васька. Не кошмар, нет, – то, что было
до кошмара: радуга, Солнце, хрустальные клювы голубей, выстукивающие по
Васькиным животу и груди – то, что Ямакаси называет «займемся любовью».
Впрочем, о кошмаре тоже можно вспомнить, кошмар оказался не бесполезен. Под
единственным, не исследованным Васькой стеклянным надгробием, вполне мог
оказаться паук.
И в этом случае кошмар перестает быть кошмаром, а становится
вещим сном.
– Ну и когда ты собираешься осуществить свой
грандиозный план? – спрашивает Васька.
– Я уже его осуществляю, – несмотря на ветер, ни
один волосок на голове Ямакаси не шелохнется, – все как обычно. И его
улыбка кажется Ваське обычной, неподвижной, как поплавок на реке в отсутствие
клева. Границы между верхней и нижней губой Ямакаси не существует, как не
существует границ между сексом и любовью, жизнью и смертью, убийством и первой
затяжкой сигареты.
Ямакаси не курит.
Во всяком случае, Васька ни разу не видела, чтобы он курил.
– В обойме было тринадцать патронов. Не четырнадцать.
Тринадцать.
– Может быть, – она и не ждала, что он согласится
так быстро.
– Куда же делся еще один? Ты ведь говорил, что мы не
должны тратить пули на пустяки.
– Я не потратил его на пустяки, – Ямакаси резко
откидывается на спину: теперь он висит вниз головой и болтает свободными от
всяких обязательств, женщин и пистолетов ЗИГ-Зауэр руками. – Я
распорядился им с пользой. Распорядился им с умом, да.
Мика.
Мысль о сестре отдается в Васькиной голове неожиданной
болью, чуть более тупой, чем боль ревности, чуть более приглушенной, – но
все же болью. Боль гнездится в тех участках мозга, которые Васька считала давно
погибшими; в тех участках мозга, которые должны были отвечать за буквы, цифры и
символы, за их последовательность, их союз; в тех участках мозга, где до сих
пор обитает Снежная Королева, Калле Блюмквист и пузатая мелочь из шотландских
народных сказок и преданий – читала ли их Мика маленькой Ваське или только
собиралась прочитать?
Кажется, там присутствовали еще Калиф-Аист и Маленький Мук.
А на Микиной половине вчера было тихо. Да нет же, там тихо
всегда, плетение паутины требует тишины и сосредоточенности, но это была
какая-то другая тишина – особенная.
– Ты убил ее? – Ваське с трудом дается каждое
слово.
– Кого? – Ямакаси даже не подумал сменить позу;
все, что видит перед собой Васька – страховочный пояс и пробивающиеся из-под
него ростки татуировок.
– Ее. Вед… Мою сестру.
– Нет, конечно. Это было бы слишком просто. И это бы не
было идеальным убийством, а мы ведь хотели соорудить такое, что все варежку бы
разинули. Помнишь?..
– Тогда куда подевался этот проклятый патрон?
– Твоя сестра жива, успокойся… Пока еще жива.
– Я тебе не верю.
– Хорошо.
Ямакаси не был бы самим собой, если бы не сделал «солнце»,
используя балку строительной лебедки как перекладину турника. Снова оказавшись
рядом с Васькой, он вынимает из жилетного кармана мобильник (откуда у него
мобильник?) и протягивает его Ваське.
– Звони.
– Кому?
– Ей. Своей сестре.
В это трудно поверить, но Васька разговаривала с блаженной
дурочкой по телефону лишь однажды, когда звонила из дурацкого
Петропавловска-Камчатского и просила выслать денег на дорогу домой;
воспоминаний об унижении, которое она тогда испытала, хватит на все оставшуюся
жизнь. К тому же она не совсем внятно помнит свой (вернее – ведьмин) домашний
телефон, и понятия не имеет, есть ли у Мики мобильник или нет. Наверняка есть.
Сейчас все шляются с мобильниками.
– Я не знаю номера ее телефона.
– Зато я знаю. Значит так, кьярида, – Ямакаси
вплотную придвигается к Ваське и даже берет ее за руку. – Сейчас ты
позвонишь своей сестре и скажешь следующее: ты никого не хотела убивать, это
произошло случайно, и теперь тебе нужна помощь. Попросишь ее зайти в мастерскую
и отключишься. Это не так сложно. Ты поняла, что нужно сказать?
– Что значит – «я никого не хотела убивать»? Я ведь
никого не убивала…
– Пока еще нет. Но собиралась и собираешься. Ведь
так? – он снова пользуется своим неоспоримым татуированным преимуществом, гипнотическими
штучками: одна из них (спираль между большим и указательным пальцем левой руки)
мерцает сейчас у Васьки перед глазами; и как только он добивается, чтобы Васька
смотрела именно на нее и никуда больше? Перехватив рукой Васькину шею – вот
как.
– Ты все поняла?
– Да.
– Скажешь все, как нужно?
– Да, – Васька едва ворочает языком, а неутихающий
ветер свистит так сильно, что у нее закладывает уши.
– Тогда я набираю номер. Смотри, не подведи меня.
Пальцы Ямакаси бегают по кнопкам мобильника не дольше
нескольких секунд, после чего он протягивает телефон Ваське; длинные гудки –
вот что она слышит поначалу. Затем в трубке раздается щелчок, а затем – голос.
Ни с чьим другим голосом спутать его невозможно.
– Алло, – говорит ведьма на другом конце провода,
на другом конце Петроградки, на другом конце вселенной. – Алло, кто это?
– Это я, – после непродолжительного молчания
говорит Васька.
– Васька? Откуда ты… – голос замолкает, теряется,
слабеет. Кажется, он вот-вот упадет в обморок и привести его в чувство можно
будет лишь с помощью нашатыря.
Мика сразу узнала ее, но ведь и она сразу узнала Мику;
хорошо бы, чтоб на этот раз обошлось без «шлюх», «сук» и «уволь меня от этой
грязи», хорошо бы вообще побыстрее закончить разговор.
– Васька… Тебя очень плохо слышно… Какой-то шум… Что
случилось, Васька?
Васькина шея покоится в петле азиатского локтя; не стоит
злить и расстраивать его. Черт его знает, что он может предпринять от
расстройства.
– Что же ты молчишь, Васька?
– Я никого не хотела убивать, – медленно, с
расстановкой говорит Васька, она очень старается заглушить ветер. – Это
произошло случайно…
– О чем ты, Васька?!
– Я не хотела… Убивать… Мне нужна помощь…
– Кого ты убила?!
– Мне нужна помощь… Очень нужна, Микушка… Запрещенный прием.
Насколько фальшиво прозвучало это «Микушка»? Наверняка фальшиво, еще бы не
фальшиво, если «Микушка» вынимается из сундука памяти раз в сто лет. В складках
«Микушки» полно личинок и блох, фасон «Микушки» давно вышел из моды, «Микушку»
не рискнешь напялить на себя даже для того, чтобы вынести среди ночи мусорное
ведро. Это самое настоящее сумасшествие обращаться к пауку именно так: МИКУШКА.
