Правда, Дерек Джармен уже умер, но Мика до сих пор не
сподобилась сообщить об этом влюбленной парочке. Сама она тоже есть в списках и
занимает строчку как раз между Сергеем Пенкиным и Филиппом Киркоровым.
Одиозного Борю Моисеева решено не приглашать.
– …Что с тобой, Мика? – синхронно интересуются
Ревшан и Резо. – Ты места себе не находишь.
– Все в порядке, мальчики. Все в полном порядке. Все не
в порядке, все совсем не в порядке, как выбить, вышибить, вышвырнуть этого
парня из головы? Поддеть его ножом с омелой на рукояти? Или для этого больше
подойдет мирт? Или тимьян? Впервые Мика не в состоянии решить, каким орудием
производства воспользоваться.
Только бы не пришел Ральф.
От Ральфа не отвяжешься односложным предложением, как от
Ревшана или Резо, он будет наматывать круги и топтаться вокруг да около, так и
норовя сойти с обычной орбиты (соответствующей орбите Марса) и переместиться на
орбиту поближе (что соответствует орбите Меркурия). Он будет смотреть на Мику
грустными глазами ребенка, брошенного преступной ведущей девятичасовых
новостей, и стараться вытянуть из нее причину душевного беспокойства. Такое уже
было, и, к чести Ральфа, гестаповских методов по извлечению информации он не
применял.
Мика точно знает, где сейчас находится Ральф.
За дверью, в крошечном полутемном закутке перед кухней. Там
он часами восседает на высоком стуле, наблюдая за Микой и рискуя нажить
геморрой. Бедняжка Ральф! С тем же успехом можно наблюдать за восходом и
заходом солнца, протуберанцами в телескоп, северным сиянием, извержением
вулкана и приближением цунами. Что бы ты ни думал по поводу вулкана, цунами или
протуберанцев, на их судьбу это никак не повлияет.
Сейчас Мике даже хочется, чтобы Ральф отлепился от пустого
созерцания и зашел на кухню, и приблизился к ней.
И спросил бы – was ist geschehen
[45]
, Hebe
Мика? (хотя обычно в таких случаях он употребляет словосочетание «was ist
los?»).
Вот тогда бы она все ему и рассказала.
Отличная идея.
Она бы рассказала, что существует человек с роскошными
татуировками, затерянными на безволосом теле. Что жизнь этого человека была
наполнена самыми необыкновенными приключениями, под солнцем которых его кожа
приобрела сандаловый, древесный оттенок. И что когда-то он работал на бойне (а
не протирал штаны в темном закутке у кухни), и работал помощником таксидермиста
(а не протирал штаны в темном закутке у кухни), и со временем стал лучшим
помощником таксидермиста в мире. И что у него есть сертификат промышленного
альпиниста, а это – самая предпочтительная профессия для мужчины.
Самая мужественная.
Занятия промышленным альпинизмом, которые предполагают
неустанную заботу о растяжках и рекламных щитах, об окнах и стальных
конструкциях в поднебесье, о шпилях и куполах, оторванных от земли, –
занятия промышленным альпинизмом не идут ни в какое сравнение с протиранием
штанов в темном закутке у кухни.
Если вглядеться в его глаза, сказала бы Мика, то можно
увидеть там самые настоящие джунгли, самые настоящие саванны, самые настоящие
пустыни, самую настоящую сельву, видели ли вы когда-нибудь селъву, Ральф?
Ральф не видит ничего дальше своего бюргерского носа.
И потом, Ральф… я имела счастье наблюдать за его упругими, подтянутыми,
вежливыми (но с чертовщинкой), совершенной формы ягодицами. И хотела бы
лицезреть их еще не один раз. И сильно сожалею, что вид с переди оказался мне
недоступен.
Вот так-то, liebe Ральф.
Что скажете, liebe Ральф?
Мике не терпится поделиться знаниями об этом парнесРальфом,
поделиться знаниями о нем хоть с кем-нибудь, держать его в себе она больше не в
состоянии. Этот парень заполнил ее всю и грозит выплеснуться наружу, как
подошедшее тесто, как каша из волшебного горшочка, – Мика читала сказку про
волшебный горшок маленькой Ваське в детстве, и уже тогда Васька отличалась
неснос ным характером. А попросту говоря, была отъявленной высшей пробы сукой.
Черт с ней, с сукой, надо остановиться.
Главное несчастье дня – татуировки.
Мика натыкается на них случайно, взяв жестянку с фенхелем,
одну из шести. И обнаруживает, что невнятные линии, которые и рисунком-то
назвать трудно, удивительным образом поменяли очертания. Нет, ни
каббалистические, ни алхимические знаки по-прежнему не просматриваются, зато она
явственно видит детали татуировок этого парня.
Нуда, – вот круг, вот несколько сбившихся в стайку
лепестков, вот маленькие, похожие на теннисные мячи солнца, вот подобия крестов
– иерусалимский, вильчатый, звездный, кельтский, коптский, крест волка и крест
Вотана. крест патэ, крест с яблоками, крест святого Петра. На других жестянках
(Мика перебирает их дрожащими руками) обнаруживаются свастики. Точная копия
свастик с тела этого парня, откуда Мика может знать, где какая? Но она вполне
уверена и в лунной свастике, и в римской. И в свастике гремучей змеи, и в
свастике солнечной птицы.
Это – знак.
Семь лет жестянки не покидали пределов кухни «Ноля». но
сейчас Мика нисколько не сомневается: она должна взять их с собой, рассмотреть
– внимательно и в полном одиночестве, без вездесущих глаз Ревшана и Резо, без
их округлившихся от любопытства перверсивных ртов. И без глаз еще одного
человека, который наблюдает за ней из темного закутка около кухни.
Нелепого немчика Ральфа.
Неудобство ситуации состоит еще и в том, что Ральф каждый
день отвозит ее домой на своем неизменном «Фольксвагене». Это, как и многое
другое в «Ноле», повелось с незапамятных времен, Ральф даже снял квартиру
поблизости от Микиного дома – только потому, что однажды Мика сказала: вы ведь
живете в центре, Ральф, зачем же вам делать крюк и отвозить еще и меня?
Никакого особого крюка на самом деле нет.
От ресторана до дома не больше двадцати – двадцати пяти
минут прогулочным шагом (иногда полезно и прогуляться), но Мика каждый раз
садится в «Фольксваген». Может быть, хоть этот примирительный жест немного
утешит Ральфа, компенсирует ему часть страданий и душевных затрат. Кроме того,
Ральф ежедневно поглощает по нескольку блюд, приготовленных Микой, и это тоже
можно считать компенсацией.
В салоне «Фольксвагена» тоже пахнет едой.
С некоторых пор, особенно в сумерках, когда они возвращаются
из «Ноля», Мика вдруг стала замечать во внешности Ральфа некоторые изменения.
Изменения несущественны и, появившись на долю секунды, тотчас исчезают, –
но они есть.
Лицо Ральфа не становится мужественнее и не кажется
раскисшим от долгого проживания в Питере (особенности дождливого климата, от
которых никуда не деться). Оно не становится более русским или еще более
немецким, оно просто становится другим.
