– Все в порядке, Веточка, – сказала я. – Я ушла по-английски, потому что… мне требовалось решить одну проблему.
– Ты готовишь новую сенсационную передачу? – в голосе Веты сквозило благоговение.
– Что-то в этом роде, – ответила я.
– Ой, как классно! Только, прошу тебя, сегодня больше ни одной сигаретки! Это же так вредно!
Не стоит ей пока говорить, что я пыталась остановить убийцу и познакомилась с дочкой маньяка, – Веточка, особа на редкость неуклюжая, пугливая и анемичная, питает глубокую неприязнь к грызунам, лающим собакам и курящим мужчинам, а однажды, увидев на столе крошечного паучка, который свалился с потолка, подняла такой визг, что к ней в кабинет сбежалось полтелецентра – многие думали, что нас взяли в заложники бородатые террористы.
– Дана, а мне можно уходить? – задала она виноватым голосом коронный вопрос.
– Ты еще на работе? – завопила я. Часы показывали половину одиннадцатого. – Марш домой, Веточка, и учти, я позвоню через сорок минут и проверю – ты должна быть в пижаме в своей уютной кроватке вместе с плюшевым мишкой!
Прочитав секретарше наставления и дав «честное пионерское», что курить больше сегодня не буду, я заявила, обращаясь к доктору Лурье:
– Предлагаю съездить завтра утром к Кире. Мне все равно требуется быть в телецентре не раньше полудня.
– Но моя работа… – попыталась сопротивляться Виолетта.
Отчего-то она не хотела принести хвостатый ананас и пару плюшек нудной профессорше. Я тоже отправлялась к Кире не из чувства человеколюбия: мне требовалось узнать эксклюзивные подробности нападения!
– Возьмите отгул, ваш шеф поймет! – успокоила я ее. – Хотите, я с ним сама поговорю? – И спросила у Виолетты: – Как вы думаете, кто стоит за всем этим? Я склоняюсь к мысли, что это – проделки вошедшего в фазу пубертата подростка.
Виолетта резко ответила:
– Я так не думаю!
– Но тогда кто? – меня разбирало любопытство. – Вы ведь эксперт, Виолетта! Отчего кто-то решил копировать убийства Вулка Сердцееда и вашего папы? Впрочем, кишка у этого незадачливого копииста оказалась тонка – даже Киру как следует прирезать не смог! Этот самоназванный Вулк, как и все мужчины, хвастлив, чванлив и никогда не выполняет обещанного женщине!
Виолетта схватила меня за руку и прошептала:
– Дана, не шутите так! Клянусь вам, что я узнала голос. Голос вы можете вспомнить, если услышите его десятилетия спустя.
– Так что же с голосом? – беспечно заявила я. – Если вы знаете, кому из ваших знакомых или, возможно, экс-пациентов он принадлежит, тогда позвоните в полицию, и мерзавца арестуют. Он что, сидел у вас в психушке?
Доктор Лурье сняла очки и, близоруко щурясь, ответила:
– Я готова поклясться, что и голос, и почерк принадлежат моему отцу, Вулку Климовичу!
В голове у меня была каша.
– Но уважаемая госпожа доктор, ваш отец Вулк Климович, согласно приговору народного суда Социалистической Конфедерации Герцословакия, был расстрелян двадцать лет назад.
– Во время оглашения приговора мой отец… он кричал, что вернется и отомстит всем, кто разрушил его жизнь, – сдавленным шепотом сказала Виолетта. – Я посещала архивы и рылась в документах. Все его угрозы зафиксированы в стенограмме. Профессор Компанеец была в комиссии психиатров, которые пришли к выводу о вменяемости Вулка, что, в свою очередь, привело к его казни.
– И вы хотите сказать, что ваш батюшка восстал из мертвых, дабы мстить за поруганную честь? Он вселился в тело какого-нибудь бедолаги, овладел его разумом, к нему присоединился и мятежный дух Вулка Сердцееда, убивавшего проституток в 1923 году? И вся эта гоп-компания шастает по современному Экаресту в поисках виновных?
Виолетта сердито парировала:
– Задача следствия – установить личность виновного. Я же могу дать руку на отсечение, что это был голос моего отца! И почерк на открытке тоже его!
– Этого не может быть! – отрезала я, чувствуя, что мне сделалось не по себе. В подземных казематах Института судебной психиатрии бесновался кто-то из пациентов, завывая по-волчьи и перемежая это диким, нечеловеческим хохотом.
– Тишайший и милейший человек, – повторила я, внимая переливам волчьего воя. – Доктор, а вам не страшно работать в подобном месте?
– Нет, я привыкла, – ответила Виолетта, но в ее глазах мелькнули зловещие искорки. – Моя задача – не карать или осуждать наших пациентов, а облегчать их страдания и вникать в суть их проблем, чтобы эффективно бороться с подобными явлениями у других людей.
Я взяла домашний телефон Виолетты Лурье, мы договорились, что навестим профессора Компанеец в девять утра. Доктор проводила меня до выхода, я миновала надутых охранников, показала им язык и поехала домой.
Только в пути я ощутила усталость и напряжение последних часов. Сколько же всего произошло! Я все возвращалась в мыслях к разговору с Виолеттой. Она уверена, что слышала голос отца, а субъект, напавший на профессоршу, подает себя, как реинкарнацию двух Вулков. Наверняка Виолетта ошиблась – она ведь пережила так много, поэтому не исключено, что подсознание сыграло с ней жестокую шутку: подспудно страдая от отсутствия отца и одновременно вынужденная его ненавидеть, Виолетта искала Вулка, и когда неуравновешенный тип заявил на всю страну, что он – Климович, наступило временное затмение разума, и доктор уверила саму себя, что услышала голос отца.
Обитала я в элитном жилом комплексе под названием «Авалон» – судя по всему, архитектор был большим поклонником фэнтези. Бетонно-стеклянная башня располагалась на берегу Экарест-реки. Я миновала шлагбаум с постом охраны и прошла в холл, выложенный цветными мраморными плитами. Вулк, даже если захочет, не проникнет ко мне в апартаменты – в отличие от здания, где жила Кира, «Авалом» охранялся на редкость добросовестно.
Через минуту я была дома. Первым делом я приготовила себе чашку крепчайшего эспрессо и включила компакт-диск с ноктюрнами Шопена. Удостоверившись, что на автоответчике только два сообщения (причем оба – от разумницы Веточки, напоминавшей, что курить… мда…), я позвонила малышке, пожелала ей спокойной ночи и, прихватив начатую бутылку белого вина, отправилась принимать ванну. Погрузившись в горячую воду, покрытую радужной пеной, я прокрутила в уме сценарий завтрашней программы. Отпивая из бокала вино, я никак не могла забыть события прошедшего дня. Мне даже показалось, что кто-то смотрит мне в затылок, поэтому пришлось поменять позу в ванне и развернуться к двери лицом. Страх не исчез, он перебрался на периферию сознания. Опустошив бутылку, я самоизвлеклась из остывающей воды и облачилась в махровый халат.
Часы показывали без пяти час, я включила телевизор. Новости уже прошли, уступив место старым фильмам ужасов, второсортным триллерам и эротическим «шедеврам». Я остановила свой выбор на третьей части «Кошмара на улице Вязов»: красномордый дядя Фредди Крюгер, которому не помешало бы почаще пользоваться кремом против обветривания и пилингом с абрикосовыми косточками, гонялся по котельной за очередной чересчур грудастой школьницей-переростком. И в итоге прикончил Лолиту, выпрыгнув на нее из клубов пара и вонзив в грудь стальные когти. Подобные сцены меня всегда забавляли. Монстр в старой шляпе и полосатом свитере давно превратился в комического персонажа и, вместо того чтобы нагонять страх, заставлял смеяться. Или в жизни всегда так: то, что вначале кажется нам пугающим, превращается со временем, от переизбытка страха, в смешное? В случае с Фредди в подобной реакции виноват клишированный сценарий, навязчивый пиар и безбожная эксплуатация запоминающегося образа. Хотя в одном создатели киноэпопеи о Фредди правы – море крови всегда привлекает к себе внимание толпы и служит великолепной рекламой всяческой чуши.
