– Дорогая, – произнес скороговоркой король, оттаскивая супругу от Николя, – нам пора. Не надо скандала, прошу тебя! Чего ты привязалась к ребенку, об этом завтра напишут во всех газетах Европы! Милица, – застонал король Павел, – мы же пытаемся превратить Варжовцы в Ривьеру, а после твоей дикой выходки никто больше не захочет сюда приезжать! И тогда у нас не будет денег на твои наряды!
Папенька, набрав в легкие воздуха, открыл рот, чтобы ответить на вопрос королевы, но его опередила maman. С легкой улыбкой она сказала, обращаясь к Павлу:
– Ваше величество, а вы изменились за прошедшие годы.
– Что? – остолбенела Милица. – Павел, это что, твоя пассия? Не потерплю, всех в тюрьму, а завтра на эшафот!
Король, как будто не заметив нелепой реплики супруги, спросил у матушки:
– Мадам, я имею честь знать вас? К сожалению, не припомню, в последнее время память стала подводить меня…
– Ваше величество, я едва не стала вашей женой, – продолжала матушка.
Король повел бровями, задумался, морщины избороздили его лицо, и он воскликнул:
– Эврика! Вы – княгиня Зинаида Валуйская! Как же я рад вас видеть!
Я поверила словам короля и еще раз порадовалась тому, что матушка не подчинилась воле деда и не вышла замуж за властителя Герцословакии.
Инцидент был исчерпан, Павел пригласил нас к себе в летнюю резиденцию, несмотря на отчаянные попытки Милицы не допустить этого. Тем же вечером мы посетили Любомировичей. Милица сказалась больной, и король был вынужден извиняться:
– Моя супруга страдает нервическими припадками…
Из дальних комнат дворца послышались звуки бьющейся посуды и дикий вопль королевы:
– Остолопка, я же велела тебе принести не кофе, а какао! Пошла вон!
В гостях у Павла была его младшая сестра, герцогиня Елена. Она не так давно трагически потеряла супруга, французского аристократа, и вместе с двумя сыновьями вернулась в Герцословакию. Старший из ее сыновей, Венцеслав, нескладный подросток лет тринадцати, угрюмо сидел на стуле, исподлобья рассматривая свои длинные загнутые ногти. Его брат, Кристиан, на год или два старше меня, был полной ему противоположностью – веселый, озорной и смешливый.
Ужин без Милицы прошел на редкость хорошо: король воспрял духом, много шутил, а лакей постоянно подливал ему в бокал отличного красного вина. Павел вспоминал свою молодость, годы обучения в юнкерском училище в Петербурге и, смахивая слезу, несколько раз заметил:
– Ах, княгиня, отчего вы не согласились стать тогда моей женой? Возможно, все было бы сейчас совсем, совсем иначе!
Мне стало жаль короля: его семейная жизнь оставляла желать лучшего. Павел провальсировал с матушкой, и я видела, как papa взирает на них с нескрываемой ревностью. В шутку король заметил, обращаясь к папеньке:
– Граф, я так вам завидую!
Нас, детей, отправили в сад, где мы принялись резвиться. Мы играли в прятки, и Венцеслав, отыскав меня за одной из мраморных статуй, впился мне острыми ногтями в плечо и прошипел в лицо:
– Ты знаешь, что обезглавленное человеческое тело в состоянии сделать несколько шагов?
Я опешила и уставилась на племянника короля. Ко мне подоспел Николя в сопровождении Кристиана. Тот оттолкнул старшего брата и произнес скороговоркой:
– Не обращай на него внимания!
Венцеслав уселся на скамейку, а мы втроем плюхнулись в фонтан и устроили «Цусимское сражение». Я была счастлива: то ли оттого, что могла предаваться детским забавам в королевском дворце, то ли по причине того, что рядом со мной был симпатичный Кристиан.
Наконец нас позвали к столу. Мокрые, веселые и довольные, мы вернулись во дворец. В этот момент в залу вошел один из лакеев в зеленой ливрее, украшенной золотой вышивкой. В руках он держал поднос, на котором лежал лист бумаги. Склонившись над ухом короля, он проронил несколько слов. Павел сделал неопределенный жест рукой и пояснил:
– Граф, княгиня, на ваше имя поступила срочная телеграмма из Петербурга. Управляющий отеля, зная, что вы находитесь у меня в гостях, переслал ее с курьером во дворец.
Лакей почтительно протянул матушке поднос. Та взяла телеграмму и с улыбкой пробежала ее глазами. По мере того как она читала, лицо maman бледнело. Она поднялась со стула и произнесла:
– Мой сын, Саша…
И, пошатнувшись, упала – если бы не подоспевший король Павел, вовремя подхвативший ее на руки, матушка бы приземлилась на паркет. Papa подхватил телеграмму, что выскользнула из ослабевших рук матушки, и прочитал вслух послание от адвоката нашей семьи: «Вынужден прискорбием сообщить, ваш старший сын князь Александр убит сегодня утром дуэли».
В этот момент я поняла, что детство мое закончилось. В спешном порядке нам пришлось возвращаться в Россию. Все купе в поездах были забронированы, поэтому король Павел предоставил в наше распоряжение свой поезд, который на всех парах доставил нас в Петербург.
Проклятие рода Валуйских в очередной раз дало о себе знать – матушка часто смеялась над ним, заявляя, что цепь случайностей, нелепиц и кошмаров вскормили эту легенду. Она справедливо указывала на то, что ее отец, князь Осип Григорьевич, был старшим сыном в роду и тем не менее дожил до шестидесяти восьми лет.
А вот моему старшему брату, первенцу родителей, было суждено отпраздновать только двадцать три дня рождения. В столице мы узнали всю подоплеку трагической истории, завершившейся дуэлью со смертельным исходом.
Мой брат всем сердцем любил Маргариту Аркадьевну фон Морн, младшую дочь контр-адмирала Аркадия Генриховича фон Морна, знаменитого гидроинженера и конструктора дредноутов. Мои родители знали о желании сына взять Маргариту в жены, однако они были против этого мезальянса – отец невесты был легендарной личностью, однако денег у ее семейства больших не было, да и происхождения она была недостаточно знатного – всего лишь дочка побочного потомка балтийских баронов. Александр вынужденно смирился с решением родителей, тем более что Маргарита была помолвлена с поручиком Кавалергардского полка графом Артуром Эрнестовичем Монсеррано. Свадьба состоялась в конце зимы 1910 года, за полгода до трагедии.
И молодая графиня, и мой старший брат были крайне несчастливы, поэтому тайно встречались друг с другом. Об этих деталях, не предназначенных для детских ушей, я узнала из разговора горничных, которые поголовно были влюблены в Сашу и безутешно горевали о его безвременной кончине.
Один из недругов моего брата открыл графу Монсеррано глаза на недостойное поведение его жены и на то, что молодой князь Валуйский сделал его рогоносцем. Поручик жестоко избил ее и, заперев в подвале особняка, поехал в Английский клуб, где мой брат был завсегдатаем. Ворвавшись туда, он подлетел к Саше и ударил его по щеке перчаткой со словами: «Вы – подлая крыса, князь! Я вызываю вас на дуэль!»
Мой брат, по натуре человек незлобивый и умеющий прощать, должен был защищать свою честь. Он, как оскорбленная сторона, выбрал пистолеты – дуэль была назначена на следующее утро. Саша был уверен, что оскорбленный поручик успокоится, и собирался публично принести ему извинения. Он сказал об этом в рощице на Крестовском острове, выбранной местом проведения дуэли. Соперник со смехом отверг его извинения и заявил, что настаивает на сатисфакции. Саша имел право первого выстрела и разрядил пистолет в небо.
