– Но куда они могли бежать от вас в завершавшемся тупиком коридоре? – спросила в ужасе Кира.
– Какая теперь разница, – отмахнулся Клопперс. – Никто не хотел вмешиваться в детали расстрела. Но вернемся к нашему Вулку. Вызывает меня, стало быть, к себе директор и говорит, что казнь намечена на 28 декабря. Климович отличался редкостной сообразительностью – он не был интеллектуалом, однако обладал недюжинной смекалкой и хитростью. Говорят, что бабы по нему так и сохли!
– Господин Клопперс, – не выдержала Кира, – так что же случилось?
Старик закашлялся и, вытерев кровавые слюни рукавом рубашки, ответил:
– Старый директор, Базиль, допустил роковую ошибку, которая и привела к побегу Вулка. Двадцатого числа – как сейчас помню, стояла ужасная погода, метель мела, ветер свистел над тюрьмой, градусов тридцать ниже нуля было, что у нас здесь, в горах, не редкость, – он посетил Климовича. Я при этом разговоре не присутствовал, знаю о содержании со слов одного из надзирателей, который его подслушал.
Директор, нарушая все писаные и неписаные правила, заявил Вулку, что того скоро расстреляют, и даже дату назвал. Хотел, чтобы Климович мучился, терзался, считал секунды до своей неминуемой смерти. Надзиратель потом сказал, что Вулк вел себя на удивление собранно, таинственно ухмылялся и под конец вежливо поблагодарил директора за визит, пообещав, что скоро они встретятся вновь. Директор вспылил и, ударив Климовича, ответил, что этого никогда не произойдет, на что Вулк заявил: «Увидимся на танцульках у рогатого». И Вулк затих – никаких истерик, стенаний или воплей. Сидел на кровати, читал много, в основном журналы «Герцословацкий натуралист» и «Здоровье нации», старыми выпусками которых тюремная библиотека была завалена. Двадцать четвертого декабря, под вечер, в тюрьме тревога – Вулк в камере корчится в судорогах и, по словам охранников, кончается. Его нашли у параши с пеной у рта, глаза закатились, руки и ноги трясутся, кости выворачивает. Вызвали врача, тот заявил, что, вероятнее всего, это сердечный приступ, который спровоцировал приступ эпилепсии. Спроси моего мнения, я бы вызвался Вулка, коли он помирает, на месте расстрелять, но нельзя! Дата его смерти уже была отправлена в Экарест и записана в документах, а наша бюрократия разве позволит что-то изменить, тем более четыре дня оставалось до часа «икс». А это значило, что Вулка надлежало перевести в тюремный лазарет, реанимировать, чтобы 28 декабря его можно было отвести на прогулку в бордовый коридор. Климовича доставили в один из боксов, доктор начал над ним колдовать. Я в те дни был выходной, дома сидел, морально готовился к предстоящему заданию, то есть в дартс играл и вырезал из дерева шахматы.
Кира громко вздохнула, а старик продолжил:
– В ночь с двадцать пятого на двадцать шестое – телефонный звонок. Была половина четвертого. Директор заявляет, что меня через десять минут заберет машина и доставит в тюрьму. Я оделся, прихватил оружие, думая, что решили от Вулка избавиться пораньше. Я даже не позавтракал, только стакан кефира выпил. Убивать натощак мне еще не приходилось! Водитель мне по дороге рассказал о болезни Вулка. Я грешным делом подумал – а не помер ли Климович естественным путем? Мне так обидно стало, аж до слез – еще бы, такой, как он, экземпляр раз в сто лет попадается, и вот те на – не я ему пулю всадил в голову, а он сам подох от банального инфаркта! Слишком легкая смерть! Меня ведут в кабинет к директору, он один, секретарши, по причине слишком позднего, вернее, слишком раннего часа, на работе нет. Базиль по кабинету мечется взад-вперед, как голодный тигр в клетке, рядом с ним – трясущийся доктор и наш Раппорт, начальник охраны сидит на стуле, а рядом с ним – пустая бутылка водки. Я спрашиваю, в чем дело. Базиль нервно отвечает, что Вулк бежал! Я на ногах едва устоял от этой новости! Директор мне сует бумагу с печатью и гербом, в которой черным по белому написано, что я под страхом смертной казни обязуюсь не разглашать все, чему стану свидетелем. Я сдуру подписал, хотя сейчас понимаю, что бумажку директор сам сляпал для устрашения, чтобы нас заставить молчать. Доктор, заикаясь, поведал, что симптомы у Вулка были весьма серьезные, Климович был без сознания, вот он и поставил ему капельницу, а сам засел в соседней комнате. Доктор время от времени посматривал на Вулка, тот лежал как бревно. Врач думал, что маньяк к утру помрет. Поэтому, уверенный, что с пациентом ничто не станет, докторишка отправился на кушетку дрыхнуть! Продирает через три часа глаза оттого, что холодно стало. Он еще удивляется: откуда в кабинете взялся сквозняк? Ничего не подозревая, идет в палату, – а Вулка-то и нет! Решетка с небольшого окна выдрана, еще бы, Климович был сильный мужик, простыни исчезли – Вулк их разорвал на полосы и свил себе канат. В распоряжении маньяка было больше трех часов, причем в самый глухой час! Лазарет в то время располагался в блоке К, и окно выходило на склон горы, на которой стоит тюрьма. Там до речушки, что течет внизу, не меньше двухсот пятидесяти метров. Разумеется, никакой охраны с той стороны нет, никто и представить себе не мог, что заключенный решится прыгнуть в пропасть! Канат Вулк свил, но длиной он был всего в десять метров! Директор посвятил только нас троих – начальника охраны, Раппорта и меня – в подробности произошедшего. Из кабинета доктора Вулк прихватил цивильную одежду – кальсоны с начесом, брюки, рубашку, свитер и пиджак, а также теплый полушубок, сапоги, шапку-ушанку, помимо этого выгреб из холодильника все продукты, а также взял портмоне доктора – там было около семидесяти форинтов, по тем временам большая сумма. Хуже всего, что из ящика стола исчез паспорт врача. Он на Вулка ну ни капельки не похож, но кто будет смотреть на фотографию – во всяком случае, наш маньяк очень хорошо экипировался.
– Но как он сумел убежать, если едва не умер от сердечного приступа? – спросила я.
– Дура ты, даром что герцогиня! Какой к черту сердечный приступ! Вулк все инсценировал – он же любил читать журнал «Здоровье нации», оттуда и почерпнул сведения касательно приступа эпилепсии и инфаркта. А еще в камере мы нашли один из номеров «Герцословацкого натуралиста» – там имелась карта этой местности, и Вулк ее прихватил с собой! Директор заявил, что Вулк наверняка разбился, – канат был, как я уже сказал, всего десять метров, так что оставшиеся двести сорок метров пропасти или около того ему пришлось преодолеть в свободном падении. Шансов выжить у него не было. Директор понимал: если Экарест узнает о побеге Климовича, то он потеряет свое теплое место. И окажется в лагере. И доктор не хотел предстать перед военным судом, который впаял бы ему на полную катушку лет эдак двадцать пять. И начальник охраны боялся отправиться на долгие годы в лагерь. Раппорт знал, что при таком раскладе он никогда не займет кресло директора, а ведь он всегда в него метил. Они все тряслись за собственные шкуры, поэтому выход был один: объявить, что Климович, как это и полагалось, был казнен мною. Вот отчего меня так срочно и вызвали – им требовалось сделать палача соучастником, им был нужен мой отчет о расстреле Вулка, который я позднее и сочинил. Посему в ту ночь была изготовлена для Экареста еще одна бумага о казни Климовича, имевшей место ранним утром 25 декабря. Подписали ее все, один Раппорт, хитрюга, ничего не подписывал, хотя обо всем знал, – не хотел, чтобы, вскройся правда, его под суд отдали. Когда на работу пришла новая смена, директор оповестил всех о том, что Климович казнен. Все ему поверили, вопросов не возникло. А через две недели, когда погода улучшилась, мы спустились на дно ущелья, но никаких следов, конечно же, не нашли. И трупа Вулка тоже. Это не особо удивило – его наверняка занесло снегом. Директор верно рассудил, что весной, когда снег растает, тело в считаные дни растерзают хищники, которых полно в лесах, – волки, лисы, медведи. На всякий случай по своим каналам он проверил и установил, что паспортом доктора никто не пытался воспользоваться – ни в гостиницах, ни в аэропортах. Окольными путями он попытался узнать, не появлялся ли в конце декабря в нашем городке странный мужчина с внешностью Вулка: если предположить, что Климович выжил, то у него был единственный путь – в городок, к железнодорожной станции. Но никто никого не видел. Никаких убийств в округе не произошло, ограблений тоже. Директор уверял всех нас, что труп Климовича покоится на дне ущелья. Доктор и начальник охраны ему поверили, а вот я – нет! Климович был не такой человек, чтоб решиться на спонтанное действие. Он свой побег хорошо продумал и никогда бы не кинулся по собственной воле в ущелье. Значит, он каким-то непостижимым образом избежал смерти! Он знал, что терять ему нечего, через два дня его все равно бы казнили. В апреле 1986 года, когда снег окончательно сошел, мы снова спустились в ущелье. В ручье обнаружился рваный сапог, который, как уверял доктор, принадлежал ему и был украден Вулком, а под одним из кустов – его портмоне и паспорт. Тела не было, но это и неудивительно, оно давно стало добычей зверья. Все окончательно успокоились, уверившись, что Вулк погиб.
