Только дверь не поддавалась. И за секунду до того, как нечто атаковало ее, Наталья просыпалась. Все три раза – посреди ночи. А потом не могла заснуть до утра, терзаемая подспудным, необъяснимым страхом.
Глава 2
Дважды, уже в зрелом возрасте, уже выйдя замуж и родив сына, Наталья обращалась к специалистам. Сначала к профессору-психиатру, лекции которого она когда-то посещала в институте. Тот слыл отличным диагностом. Наталья же боялась, что ее повторяющийся сон – тревожный симптом какого-то страшного заболевания.
Профессор, пыхтевший вечной трубочкой, внимательно выслушал посетительницу, а затем заверил, что никаким тревожным симптомом ее сон не является и что у каждого человека имеется собственный индивидуальный кошмар. Он даже поведал о своем – таковым у него оказалось старое заброшенное кладбище, около которого располагался его дом на окраине крошечного провинциального городка на Нижней Волге, в котором профессор, тогда еще сорванец-мальчишка, провел детство.
– Запомните, деточка: сны – это игры подсознания. Впрочем, и сознания тоже, потому что я не склонен отделять одно от другого. Ибо подсознание – такая же неотъемлемая часть нашего бытия, как и то, что мы обозначаем как сознание. Более того, именно подсознание является нашим настоящим сознанием. Оно движет всеми нашими поступками, чаяниями и желаниями. Однако это не вульгарный фрейдизм, о нет, деточка! Помнится, в конце шестидесятых я, тогда еще юный кандидат наук, как раз работавший над докторской, написал статью о том, что сознания, как такового, не существует. Что все то, что мы считаем окружающим миром, всего лишь иллюзия, а люди – заложники своих органов осязания, или, вернее, мозга, генератора фантазий. Что мы можем полностью изменить наше представление о реальности, если попытаемся перешагнуть через порог, отделяющий нас от того, что принято называть снами. Ведь сны, деточка, я уверен, реальны не менее, чем наше с вами бытие! Просто это бытие иной ступени, иной формы и иного порядка. Согласитесь, ведь бактерия или медуза – существа иной ступени, формы и порядка, чем, скажем, гомо сапиенс или индийский слон, хотя и не менее реальны. Так же и со снами!
Профессор рассказал еще много чего. Например, что статью его тогда, конечно же, «зарезали» и не пропустили. И еще, что честолюбивый психолог показал ее своему научному руководителю, могущественному академику, отчего молодого ученого чуть было не отчислили из докторантуры.
– Еще бы, деточка… ведь я поставил под сомнение основы марксизма-ленинизма! – улыбнулся профессор. – Вернее, взял в руки метафизическую кирку и стал ковырять ею материалистический фундамент советской науки. И тем не менее, время – всего лишь иллюзия. Материя же – отражение времени. Иллюзия – основа бытия. А бытие – это иллюзия. И то и другое – всего лишь отражение. Отражение того, чего не существует, но на чем зиждется все. А вот желания, и фантазии, и сны – это реальность! Кстати, теперь их можно зафиксировать при помощи измерения реакций мозга. Хотя, к сожалению, пока реакции, а не сами сны. Да, до самих снов мы еще не добрались, но рано или поздно сумеем открыть и эту дверь…
Профессор тогда и не заметил, что его последние слова вызвали у Натальи легкий приступ паники. Но, конечно же, он имел в виду вовсе не ее ДВЕРЬ, …просто оборот речи…
– Деточка, пейте, пейте чай, ну что же вы! Так вот, вернемся к нашим баранам, вернее, к вашему коридору и зловещей двери. Но сначала пару слов о моем кладбище. Тогда, в детстве, пришедшемся на послевоенные годы, мне пришлось многое испытать. Например, на спор я ночевал на кладбище, а также разрывал старые дворянские могилы…
Профессор тяжело вздохнул, выпустил ароматные клубы из своей трубки и добавил:
– Но уже не на спор, а исключительно потому, что требовались деньги. Раскопками многие у нас в городке занимались – искали в дворянских захоронениях сокровища. Ничего особо ценного, конечно же, не находили, а мне как раз повезло – золотые часы обнаружил. С бриллиантами! Хотя гордиться здесь нечем. Но ведь отец у меня на войне без вести пропал, мать работала вполсилы, так как, я это теперь понимаю, у нее первые симптомы рассеянного склероза появились, а я был самым страшим из четырех ребятишек…
Помолчав, профессор продолжил:
– К чему я веду, можете вы спросить, деточка? К тому, что в моих индивидуальных кошмарах кладбище тоже меняет формы и очертания. С одной стороны, сплошные метаморфозы, с другой, я знаю, что снится мне то самое кладбище. Так и с вашим коридором, и с вашей дверью. Наверняка в вашей жизни имеется какое-то знаковое событие, оказавшее на вас сильное влияние, отчего вы то и дело вспоминаете о нем, причем воспоминания приходят к вам в виде затейливого сна с дверью. Вы можете не помнить того события, которое сидит в глубинах вашей памяти, за дверью за семью печатями, уж извините за невольный каламбур, но оно до такой степени трагическое, что сознание передало его на хранение вашему подсознанию. Однако и там это событие, подобно радиоактивным отходам, продолжает источать зловредное излучение, которое достигает поверхности посредством снов в такой интересной форме…
Наталья покинула тогда профессора разочарованной. Она-то думала, что старый психиатр поможет ей: подскажет, как избавиться от кошмара или хотя бы разгадать его природу. А профессор философски заметил, что делать ни того, ни другого не надо. Мол, кошмары, как ни странно, придают нашей жизни смысл.
– Деточка, если бы люди видели только радостные сны, то давно все превратились бы в пациентов психиатрических лечебниц! Сон, деточка, – реальность, повторяю. Просто реальность иного порядка. А кошмарные сны укрепляют нашу нервную систему. Да, да, стимулируют нашу ментальную оборону и повышают интеллектуальный иммунитет! Так что смиритесь со своим кошмаром.
Но именно этого Наталья делать и не собиралась. Поэтому спустя года полтора (профессор к тому времени неожиданно умер) она, блестяще защитив диссертацию и найдя хорошо оплачиваемую работу в престижной фирме, решила обратиться к другому специалисту. Тот, доктор психологических наук, учившийся в Москве, защитившийся в Питере и долго работавший во Франции, США и Японии, задействовал как инновационные, так и древние методики и слыл потомственным ведуном. Говорили, что у него очень мощное энергетическое поле и что он состоит в контакте с астральным миром.
В подобные вещи – астрологию, хиромантию и колдовство – Наталья не верила. Точнее, являясь медиком, относилась к ним с большой долей здорового скепсиса. Но полностью не отвергала, так как считала, что современная наука нашла ответ едва ли на ноль целых одну десятитысячную процента вопросов, заполнявших наш мир.
Ее знакомые и друзья утверждала, что Святополк не шарлатан, коих развелось великое количество, а в самом деле творит чудеса. Если он не в состоянии помочь (такое тоже случалось), то сразу говорит об этом, а не пытается заработать на людской беде деньги.
Попасть к Святополку на прием было невероятно сложно. Он достиг такой степени независимости, что мог сам решать, кого принимать, а кого нет. Шептались, будто чуть ли не вся столичная тусовка души в нем не чает и побывала в его клинике на Цветном бульваре. Но более всего потрясала сплетня, что жена одного очень, ну просто ОЧЕНЬ влиятельного человека в стране, можно сказать САМОГО влиятельного, инкогнито посетила Святополка, и тот смог ей помочь – ее брачный союз, давший трещину (ОЧЕНЬ влиятельный человек не на шутку увлекся молоденькой фигуристкой, к тому времени триумфально завершившей спортивную карьеру и оперативно ставшей депутатом Госдумы от проправительственной партии), пришел в норму.
