Я представляла, потому что мне уже несколько раз предлагали продать свой дом с участком. Сумму называли очень даже солидную, но мне, слава богу, не приходится дрожать над каждой копейкой.
– Откуда я возьму такие деньжищи, чтобы заплатить реальную стоимость, – ныла Рая. – Меня печатали огромными тиражами в прежней Герцословакии, теперь все в прошлом. Никому я не нужна со своим интеллектуальным постмодернизмом! А скажи мне, кто дачу-то по реальной стоимости приватизировал? И ты небось за гроши получила! А почему я должна платить эти несусветные тысячи долларов? Откуда они у меня, бедной вдовы!
– Говорила я тебе, пиши под псевдонимом криминально-авантюрные детективчики или любовные романчики, – промолвила я. – Ума для этого особого не требуется!
Рая залилась слезами. Вообще-то она в обстановке полной анонимности подрабатывала в последнее время тем, что сочиняла тексты песенок для поп-звездочек. Не ей жаловаться на безденежье!
Значит, Блаватской велели молчать, полковник из КГБ припер ее к стенке. Потому-то Рая никому ничего не рассказала. Наверняка подобный трюк применили и к старому козлу Гамаюну Подтягичу, а с Браниполком Иннокентьевичем Сувором воспитательную беседу провел его сынок, директор КГБ и личный друг президента.
Что же происходит? Какая ведется игра? И кто ее ведет? Все началось с обнаружения трупа неизвестной Татианы. Отчего такая таинственность? Почему колодец в великой спешке засыпали песком.
На юбилей к Подтягичу я пришла с опозданием. При виде уже вовсю пировавших гостей – Раи Блаватской, генерала Сувора, Ирика Тхарцишвили и еще пары перелыгинских мамонтов, вспомнился мой любимый Гораций: nunc est bibendum!
[3]
Праздничный ужин приготовила племянница великого писателя – дети, рассорившиеся с папаней, избегали навещать его в Перелыгине.
Я поцеловала именинника в морщинистую щеку – Гамаюн был в стареньком костюме и красной безрукавке. От былого щеголя не осталось и следа. Старче зачесал свои жидкие седые волосенки и надел парадный протез.
– Гамаюн Мудрославович, всего самого наилучшего ко дню рождения, – с фальшивой сладостью пропела я, вручая Подтягичу завернутый в цветную бумагу подарок.
Мне не пришлось долго мучиться, выбирая, что же ему презентовать.
– Ах, милая моя, как я рад видеть тебя. Спасибо, Фима, уважила старика, – Подтягич развернул обертку. – Ну, конечно же, книга!
Его восторг несколько поутих, когда он увидел имя автора – Серафима Гиппиус. Издательство вручило мне десять бесплатных авторских экземпляров «Титикаки», так что тратиться на подарок Подтягичу не пришлось.
Гамаюн, ощерившись, небрежно швырнул мой роман на стул под вешалкой.
– Почитаю, Фимочка, обязательно почитаю, – сказал он, увлекая меня в столовую.
Врет ведь и не откроет! Права была матушка – Гамаюн все эти тридцать пять лет не может мне простить успеха и известности.
Как опоздавшей мне было положено выпить штрафную. Терпеть не могу водку, но под одобрительные крики Ирика Тхарцишвили пришлось осушить стопку до дна.
Рая Блаватская была слегка навеселе, наворачивала жареную каракатицу, салат «оливье» и голубцы в виноградных листьях.
– А как же твой панкреатит, холецистит и целлюлит, Рая? – осведомилась я.
Блаватская махнула рукой и ответила:
– Мой психоаналитик сказал, что я не должна зацикливаться на болезнях. Раз в году могу позволить себе попировать!
Если бы раз в году, подумала я. При помощи этой отговорки Рая предается обжорству как минимум три раза в неделю. А потом звонит мне и просит быть ее душеприказчицей.
Я наложила себе немного квашеной капусты и соленых грибков.
– Грибы я сам собирал! – заявил юбиляр. – У меня глаз – алмаз!
Ага, прям «Куллинан», «Санси» или «Сердце Океана»!
Я незаметно выплюнула на тарелку почти разжеванный гриб. Старче уже наполовину в маразме, мог и поганок в лукошко положить – причем намеренно, для «дорогих гостей». Поэтому я переключилась на маринованные огурцы, селедку под шубой и расстегаи с белугой.
Пили за здоровье именинника (причем, я уверена, никто за столом не желал ему этого самого здоровья), за его литературную славу (которой никогда и не было), желали долгих лет жизни (думая про себя, что старик сегодня выглядит плоховато – уж не рачок ли у него?).
Я оказалась между двумя джентльменами – справа восседал тамада Ирик Тхарцишвили, слева – генерал Сувор. Ирик подливал мне спиртного, дядя Браня подкладывал салатов и закусок.
Когда подали горячее – наваристый суп-лапшу, а затем утку в яблоках и осетрину, все гости, за исключением меня одной, начали демонстрировать знание песенного фольклора. Гамаюн Подтягич обладал на редкость пронзительным дискантом, Ирик басовито затянул «Сулико», Рая Блаватская, любительница русского фольклора, грянула «Ой, мороз, мороз».
Сентябрьский вечер перешел в беззвездную ночь. К десерту – пирогу с брусникой и творожным ватрушкам – все были пьяны. Завели граммофон, поставили пластинку Эдит Пиаф. Подтягич пригласил меня на танец.
Старче прижимал меня к своему хлипкому тельцу и что-то бормотал. Я осторожно спросила:
– Гамаюн Мудрославович, а вы ничего не знаете нового о трупе у меня в колодце?
Подтягич закашлялся:
– Фимочка, забудь ты об этом трупе! А то из КГБ мне звонили, говорили, что если я люблю родину и верен заветам партии, то не буду трепаться на каждом углу об этой страшной находке…
Так, так, значит, и «нашего комсорга» тоже обработали.
– Но вообще это очень странно, – продолжал болтливый старик. Его рука с моей талии скользнула чуть ниже, мне пришлось терпеть приставания слюнтяя ради информации.
– Что странно, Гамаюн Мудрославович? – спросила я и взглянула на остальных гостей.
Дядя Браня вальсировал с Раей, та, раскрасневшись, хохотала над его шуточками. Ирик обхаживал племянницу Подтягича, остальные гости поглощали яства.
– Да то странно, зазноба моя, что все так суетятся, – сказал Подтягич. – И чего суетятся? Не найти им убийцу, как пить дать не найти!
– И почему же не найти, Гамаюн Мудрославович? – Потная рука старче ползла все ниже и ниже.
Подтягич закхекал:
– Потому что этот парень очень умный! Уважаю таких! Убил бабу – и сбросил в чужой колодец! Решил, если обнаружат, то все подумают, что это ты ее пришибла, Фимочка! Не найдут его, не найдут!
Я оттолкнула от себя Подтягича. О чем это лепечет старец? Почему он так уверен в том, что убийцу не найдут? Обычно так заявляют сами убийцы – все преступники убеждены в своем исключительном уме и тупости следователей.
Возобновилось застолье, последовали новые тосты, мне пришлось славословить Подтягича, припоминая названия его нетленных шедевров. В бокал я налила лимонада, чтобы не напиться, а так никто и не догадается, что же я пью.
