– У нас есть несколько направлений, по которым надо вести расследование. Первое – это убийство Татианы Шепель, второе – смерти около картин, третье – наемный убийца, который охотится за Димитрием. В последнем случае я исключаю возможность того, что это месть брошенной любовницы или ревнивого мужа.
– О, никто из моих лапочек так не поведет себя! – сказал я с уверенностью. – Я дарю женщинам любовь, разве за это убивают?
Генерал рубанул рукой воздух и прервал меня:
– Хватит разводить демагогию, Дима! Итак, мы уверены в том, что охота на тебя – это звенья одной и той же цепи. Судя по тому, как ты описываешь киллера и его действия, мы имеем дело с профессионалом. И он обязательно пожелает исправить свой досадный промах…
Меня передернуло. Досадный промах – это то, что я все еще жив!
– Мне не нравится, очень не нравится то, Димитрий, что ты вовлек во всю эту историю Серафиму Ильиничну. Ты и я – мы можем рисковать нашими жизнями, мы – настоящие мужчины…
Дядя Браня запнулся, видимо, вспомнив про метросексуализм, Дэвида Бэкхема и Андрюсика, кашлянул и продолжил:
– Ну, хм… Да, о чем это я? Но что есть – то есть, раз так получилось, что ты прорвался к Серафиме Ильиничне и она, добрая душа, приютила тебя, привлекая тем самым к себе внимание наемного убийцы, будем исходить из сложившейся ситуации. Ты обязан сидеть в квартире тихо – никаких телефонных звонков, к двери не подходить, Интернетом не пользоваться. Представь, что ты умер!
Сравнение мне не понравилось.
– Только так ты на время, заметь, на время сможешь обмануть убийцу и тех, кто за ним стоит. Его ведь кто-то оплатил, а это стоит весьма дорого. Он тебя найдет…
Я покрылся холодной испариной. Как же генерал Сувор умеет обнадежить человека!
– Но будем надеяться, что к тому времени, когда он сообразит, где ты скрываешься, мы сумеем распутать этот клубок преступлений…
– И я буду вашей Ариадной, – сказала тетя Фима.
Генерал с благодарностью посмотрел на Серафиму Ильиничну. Ого, вот это пламенный взгляд! Похоже, после завершения расследования мне придется выступить в качестве свидетеля на бракосочетании – с условием, если мне повезет и я останусь в живых.
– Я уже начал работать по двум направлениям, – сказал Сувор. – И у меня есть весьма ощутимый успех. Во-первых, мне удалось узнать, что летом 1980, 1981 и 1982 года Весняна Стефановна д’Орнэ снимала в Перелыгине дачу!
Тетя Фима вскричала:
– Браня, да что ты?
– Снимала дачу, – повторил генерал. – Дачу поэта Вольдемара Балагульного…
– А, это на другом конце поселка, – заявила тетя Фима. – Вольдемарчик, как обычно, летом отдыхал в пансионате на Адриатическом море, лечил свой застарелый простатит, а дачу сдавал. Вольдемарчик у нас и в те времена был бизнесменом!
– Это значит, – продолжил дядя Браня, – что и Стефан-младший, внук Стефана-старшего, которому в 1982 году было двадцать два, наверняка посещал мамочку или даже жил с ней летом в Перелыгине!
– Следовательно, у него была возможность сбросить в колодец на нашем участке чемодан с телом Татианы Шепель! – закричала тетя Фима. – Ведь его деда подозревали в причастности к серии убийств парижских проституток! Куда дед, туда и внук! Или он решил таким образом привлечь внимание к картинам деда и повысить их стоимость? На что только люди не идут ради рекламы!
– Была, – констатировал дядя Браня. – Но если возможность и была, это вовсе не значит, что он ее использовал. Пока не доказано, что Стефан-младший вообще был знаком со студенткой Экарестского театрального института Таней Шепель!
Тетя Фима заявила:
– Браня, ты просто кладезь полезной информации!
– Это еще не все, – вздохнул генерал. – Впереди самое интересное. Ну-ка, Фима, посмотри на эту фотографию и скажи мне, кого ты узнаешь!
Он положил на стол старую фотографию, на которой красовался солидный мужчина с гривой темных волос и орлиным носом, а с ним под ручку – симпатичная молодая дамочка в сарафанчике.
– Ирик Тхарцишвили! – ахнула тетя Фима. Я наморщил лоб – она имеет в виду знаменитого на вес мир скульптора. – Вместе с Татианой Шепель, как я предполагаю?
– Ты совершенно права, – ответил генерал. – Я не терял времени и провел небольшое расследование. Многоуважаемый Ираклий Тхарцишвили был, мягко говоря, любвеобильным джигитом…
– Таким и остался, – вставила тетя Фима.
Сувор продолжал:
– Так я и наткнулся на это фото. И, как мне кажется, люди, изображенные на этом снимке, поддерживали отношения явно не дружеские…
Я всмотрелся в счастливое, обрамленное длинными светлыми волосами лицо девушки. Она в самом деле чем-то неуловимо напоминала Надежду Сергиевну Бунич. Значит, это ее старшая сестра Татиана, ставшая жертвой жестокого преступления…
– Ирик, Ирик! – ошеломленно пробормотала тетя Фима. – Старый распутник! Кто бы мог подумать…
– Повторяю, – провозгласил генерал, – это вовсе не значит, что Ираклий Тхарцишвили имеет отношение к трагической судьбе Татианы и ее останкам, найденным в колодце. Но тем не менее это весьма интересно – господин скульптор знал Татиану Шепель.
– Он никогда не говорил об этом знакомстве, – произнесла великая писательница. – Это подозрительно, Браня, ой как подозрительно! Ирик сейчас в Южной Америке, решил презентовать Эльпараисо, столице Республики Коста-Бьянка, мраморную скульптуру президентши Изабеллы Баррейро, по размерам выше статуи Свободы, так что спросить у него напрямую нет возможности…
Тетя Фима наморщила лоб и произнесла:
– Наклейка на чемодане! Там были буквы NY! Нью-Йорк! Ирик и в коммунистические времена часто выезжал в «капиталистический рай» за океан, а Подтягич дальше Болгарии и Венгрии не ездил! И чемодан был дорогой, made in US. Ах, Ирик, ах, сволочь!
Сувор поднял вверх длинный палец и заметил:
– Итак, я продолжаю, Фима. Мне удалось выяснить кое-что о нашем Гамаюне Подтягиче. Вчера я навестил писателя в больнице и не смог отыскать больного – его нигде не было! Только спустя час с небольшим мне удалось найти его – Гамаюн уверял, что прогуливался в парке. Хотя до этого его в парке не было! Он вроде бы сидел на дальней скамеечке и обдумывал сюжет нового романа.
– Врет, – заявила безапелляционно тетя Фима. – Он уже двадцать лет ничего не пишет!
– Но факт остается фактом: его никто не видел в течение нескольких часов. Быть может, он в самом деле прогуливался по парку…
– Уверена, что это не так. – Тетя Фима, как я понял, была враждебно настроена к писателю Подтягичу. – Гамаюн так привык ко лжи, что уже не может остановиться. Браня, если его не видели несколько часов, то это означает, что у него было время смотаться в Перелыгино – к примеру! Или… Или совершить очередное убийство перед портретом!
