Она намекала на предстоящие выборы мэра Иоаннграда. Мне даже стало жаль Надю: она предстала предо мной в новом свете. Скрепя сердце, мне пришлось терпеть ее налеты на гамбургские бутики. Надя скупала все, что попадалось под руку, и под конец ее пребывания в Гамбурге на счету Гремислава почти ничего не осталось.
– Он будет очень недоволен, – проронила Надя, и я поняла, что реакция мужа ее не волнует. – Но он знает, что я такая!
…Надежда отдавала предпочтение экстравагантным нарядам от известных европейских кутюрье. Она, супруга заместителя мэра крупного европейского города, претендовала на роль эталона безупречного вкуса и новаторства в области моды.
Как-то Надя задержалась в магазинах, и я, нервничая, ждала ее в особняке – нам предстоял поход в гамбургский зоопарк. Мы договорились, что с утра она обойдет несколько торговых центров, а вторую половину дня мы уделим детям, которые с нетерпением ожидали похода в царство животных.
Надежда явилась домой со странным выражением лица. На мой вопрос, почему она задержалась и где была, она ничего не отвечала. Всей гурьбой мы отправились в зоопарк. Дети были в восторге от потрясающего зрелища, Надя абсолютно не реагировала ни на смешных обезьян, ни на крокодилов, ни даже на тарантулов и пауков-птицеедов.
…Когда дети оказались около вольера с пандами, Надя отвела меня в сторону и заговорщическим тоном произнесла:
– Я была на Репербане!
Этого мне хватило, чтобы понять причину озадаченности моей подруги. На Репербане располагаются сотни секс-шопов, кинотеатров, где показывают фильмы фривольного содержания, и прочие злачные заведения.
– Надя, – взяв ее за руку, произнесла я, – пообещай мне, что никогда больше не отправишься туда одна! Это может быть опасно!
– Еще чего, я давно хотела заглянуть в такое заведение, сейчас они и в Герцословакии имеются, но я всегда стеснялась, что меня узнают. А здесь, в Гамбурге, совсем другое дело, я тут не супруга заместителя мэра, а обыкновенная женщина! – заявила Надежда и с жаром принялась описывать мне то, что увидела в одном из специфических магазинчиков.
Я с беспокойством слушала ее сумбурный рассказ, оглядываясь по сторонам, – мне не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем восторженного монолога Нади. Секс-шоп произвел на нее неизгладимое впечатление, я же сказала:
– Тебе не пристало захаживать в подобные места, Надя!
– Но почему? – с детской непосредственностью возразила она. Я не нашлась с ответом. К нам подлетели Сережа и Ольга, и я сменила тему. А дома Надежда с гордостью продемонстрировала мне несколько предметов, которые она приобрела в секс-шопе.
– Как ты думаешь, я смогу провезти их через границу? – спросила она на полном серьезе. – Или, может быть, их лучше переслать по почте?
…Пребывание Буничей в Гамбурге подходило к завершению. Я не знала, что оставить напоследок и чем еще поразить воображение моих гостей. Чувствовалось, что Надя и дети пресыщены впечатлениями. Я хотела организовать поездку в комплекс развлечений «Ханза-парк» на Балтике, и дети были в восторге от этой идеи, но Надя вдруг заупрямилась.
– Когда мы были в Париже, то посещали «Евро-Диснейленд», – сказала она, – тот парк, куда ты хочешь отвезти нас, Марилена, гораздо меньше и примитивнее. Зачем тратить на это время?
Ее слова задели меня. Надя могла бы согласиться на поездку, чтобы угодить мне и воздать должное моим стараниям, но она этого не сделала, в очередной раз проявив свою заносчивость. Поэтому я остановила свой выбор на посещении гамбургской оперы. Мне казалось, что Наде, которая считала себя заядлой театралкой, это должно понравиться.
– Опера? В Гамбурге? – скривила она в ответ на мое предложение губы. – Марилена, запомни, никакая сцена мира не сравнится с театрами Иоаннграда!
Я вспылила и попыталась защитить родной Гамбург. И пускай в нем живет в три раза меньше жителей, чем в Иоаннграде, это еще не повод, чтобы с таким небрежением отзываться о его культурной жизни. Почувствовав, что она перегнула палку, Надя тотчас изменила свое мнение и сказала, что будет очень рада отправиться в оперу.
– Я взяла билеты на «Волшебную флейту», – сказала я. – Это одна из лучших опер Моцарта…
– Знаю, знаю, – прервала, не дослушав меня, Надежда. – Но я уже видела ее несколько раз. Может быть, мы пойдем на что-то другое?
Я решила проявить характер. Даже если Надя в самом деле уже видела «Волшебную флейту», она могла бы промолчать или сообщить об этом другим тоном.
– Ну хорошо, – протянула она. – Для оперы мне потребуется вечернее платье!
Это означало, что она снова собралась в поход по магазинам. Сославшись на неважное самочувствие, я осталась дома с детьми. Мы прекрасно понимали друг друга, ребята отлично говорили по-немецки – родители сдержали обещание и отдали их в школу при немецком консульстве.
…Надя приобрела роскошное платье золотистого шелка, которое, надо быть справедливой, чрезвычайно ей шло. Она превратилась в сказочную принцессу. Крутясь перед зеркалом, Надя внезапно заметила:
– Надеюсь, ты взяла места в царскую ложу?
У меня перехватило дыхание. Этим своим замечанием подруга перечеркнула все мои старания. Надя как-то сказала, что привыкла к тому, что во время посещения театра они обязательно занимают места в царской ложе. Значит, сидеть в партере или в обычной ложе, как простая смертная, ей не позволяет статус!
– К сожалению, вынуждена разочаровать тебя, – со сладкой улыбкой на устах, но с горечью в сердце сказала я. – Гамбург всегда был купеческим городом, над нами никогда не властвовал монарх, все должности были и есть выборные. Поэтому и театр у нас соответствующий – там попросту нет царской ложи. В Гамбурге все равны!
Надежда перестала любоваться на себя в зеркало и невзначай заметила:
– В гамбургском театре нет царской ложи? Я этого не понимаю! И как вы только здесь живете? Я, жена заместителя мэра, имею право на то, чтобы получить место отдельно от всех.
Я рассердилась. Кто дал Наде право критиковать наши порядки и устои жизни. Я люблю свой Гамбург, и мне импонирует то, что в театре нет царской ложи. Бывший федеральный канцлер Гельмут Шмидт с супругой во время посещения оперы, как и все, довольствуется местами рядом с обычными зрителями!
Впрочем, Надя снова превратилась в любезную и воркующую подругу, ее плохое настроение как рукой сняло, она перестала брюзжать. В театре она ревностно оценивала туалеты других дам и громко обсуждала их недостатки:
– Посмотри, и с такой фигурой она надела такое облегающее платье? А зачем эта дылда встала на каблуки, она же высокая, как пожарная каланча. А та нацепила столько драгоценностей, что стала похожей на новогоднюю елку!
Мне было чрезвычайно стыдно, я попросила Надю уняться. Некоторые из дам, ставшие жертвами ее острого язычка, были моими знакомыми или приятельницами. Надя же не видела в этом ничего зазорного. Она быстро пришла к выводу, что является самой красивой и со вкусом одетой дамой в театре.
