Гремислав быстро сбежал по лестнице вниз и, протягивая мне руку, сказал по-немецки:
– Добрый день, рад познакомиться с вами, Марилена. Надя много мне о вас рассказывала.
…У него был приятный тихий голос. Но более всего меня завораживали его глаза – Надя как-то упоминала, что у Гремислава это самая запоминающая часть лица. Глаза были удивительно синего цвета – как небо над Гамбургом ранней осенью перед самой грозой или норвежские фьорды поздней зимой. Чуть скошенные к вискам, они лучились умом и энергией. Гремислав хорошо владел своей мимикой, он мог отлично скрывать мысли и истинные намерения, но глаза жили отдельной жизнью, они всегда выдавали своего хозяина.
…Это были глаза хищника, но – удивительно! – я не испытала страха. Гремислав сразу же очаровал меня, Надя часто говорила: ее муж обладает удивительным даром нравиться буквально всем и подчинять собеседника своей воле. Я позднее убедилась в правоте ее слов: Гремислав никогда не давил авторитетом своего мнения, он подталкивал человека к нужному решению, и тот в итоге принимал его сторону, и сам не понимая, почему он это делал.
Он поздоровался с Петером, и я заметила, что и мой муж попал под чары супруга Нади. Я задалась вопросом: природное ли это его качество или манера поведения, которую он усвоил в течение многих лет работы в КГБ? К такому человеку сразу испытываешь безграничное доверие, воспринимаешь его как друга и невольно соглашаешься с ним.
…Гремислав сверкнул глазами, и я поняла, что мы ему тоже понравились. Он задал несколько банальных вопросов – «как долетели», «какая погода в Гамбурге», «понравился ли нам обед в самолете». Он говорил по-немецки бегло, строил фразы безукоризненно, однако герцословацкий акцент был неискореним.
– Папа, потом будешь допрашивать Марилену! – загалдели дети. Они обращались с отцом как со сверстником, что свидетельствовало: они не боялись Гремислава, и между ними установились дружеские отношения.
Сергий и Ольга увлекли меня на второй этаж, желая во что бы то ни стало показать свои комнаты. Наде не понравилось, что ее отпрыски полностью завладели вниманием немецкой гостьи, и она провозгласила:
– Сейчас будем обедать!
…Семейство Бунич проявило истинное герцословацкое гостеприимство: огромный, застеленный накрахмаленной белой скатертью стол ломился от угощений. Я заметила – Наде по хозяйству помогают две женщины. Ну что же, Надежда никогда и не скрывала, что ненавидит домашние хлопоты и с удовольствием перепоручает их приходящей прислуге.
На первое подали щавелевый суп – Надя запомнила, что это мое любимое блюдо. На второе – жареного молочного поросенка и осетрину. Глаза разбегались от огромного количества закусок: раковые шейки, белужья икра, масса овощных салатов. Мы с Петером растерялись: я не привыкла есть так много и калорийно. Однако мне не хотелось обидеть Надю, поэтому я смело накладывала себе на тарелку каждого из деликатесов понемножку. Я уже знала, что герцословаки очень хлебосольны, и если отказаться от какого-либо блюда, это может быть истолковано как недовольство кулинарным мастерством хозяйки. И все же я с ужасом вспомнила поездку по Дунаю – на теплоходе нас просто закармливали до такой степени, что последние два дня путешествия я не принимала участия в экскурсиях и культурной программе, а лежала в каюте, испытывая неимоверные желудочные колики и бегая в туалет каждые десять минут – герцословацкая пища оказалась для меня и еще дюжины немецких гостей слишком жирной и плотной.
…Надя отчитала Гремислава за то, что он забыл поставить в морозилку спиртное, поэтому нам пришлось довольствоваться теплым шампанским.
На десерт, помимо ягодного мороженого, подали яблочный пирог, странный торт безе (то ли «Экарестский», то ли «Киевский» – я не рискнула его пробовать, узнав, что он сделан из огромного количества яичных белков и сахара) и приторные пирожные-орешки.
Мы вручили главе семейства Бунич наши подарки – Гремислав получил бутыль ирландского виски и красивую китайскую вазу. Надя как-то упомянула в письме ко мне, что ее супруг обожает все, что связано с домашним уютом и семейным комфортом. Ему нравится красивая посуда, различные безделушки, цветы. Она заявляла, что в этом он превзошел даже ее саму, и объясняла все очень просто: родившиеся в зодиакальном созвездии Весов тяготеют к красивой обстановке, у них необычайно сильно развито чувство прекрасного.
…Не знаю, насколько правдивы подобные астрологические характеристики, однако Гремислав был искренне рад нашему презенту. После обильного обеда мой муж предложил посидеть на балконе и насладиться июльской погодой.
На лице Надежды отразилось замешательство и даже ужас. Она прошептала что-то нечленораздельное, Гремислав, тонко усмехнувшись, пояснил нам:
– К сожалению, это вряд ли возможно, балкон у нас не приведен в порядок.
Надя сурово посмотрела на супруга, в отличие от него такое признание далось ей нелегко. Я поняла – наш приезд означал для моей герцословацкой подруги стрессовую ситуацию, она не хотела ударить лицом в грязь перед иностранцами, тем более что постоянно сравнивала мой гамбургский особняк и свою подэкарестскую дачу.
– Ничего страшного, – нашелся Петер. – Тогда выйдем на террасу!
Надежда с облегчением перевела дух, ее реноме хорошей хозяйки было спасено! Я затем тайком заглянула на балкон – моему взору предстала унылая картина: он был забит старыми и ненужными вещами. Надя нерачительно использовала его как чердак или кладовую.
…Мы вышли на террасу и разговорились. Я довольно часто беседовала с герцословаками и уже могла себе представить, какую именно точку зрения они будут отстаивать. Меня поразило, что очень многие испытывают тоску по социализму, они идеализируют тоталитарную систему, предпочитая не вспоминать о преследовании инакомыслящих и всеобщем многолетнем дефиците, подчеркивая то, какой сильной была их страна, вернее, как прислушивались к ее мнению в мире и как ее боялись.
Гремислав же обладал совершенно оригинальным взглядом на события последнего десятилетия. Бунич говорил страстно, было видно, что он в самом деле верит в то, что излагает. Моего мужа и меня поразило: Гремислав делился не разрозненными мыслями по различным вопросам, он обладал особым мировоззрением.
Я была согласна далеко не со всем, о чем говорил Гремислав, однако поняла – он всем сердцем любит Герцословакию и желает ей самого лучшего. Он готов пожертвовать собой ради того, чтобы сделать страну богатой и процветающей.
…Беседуя с Буничем, я все же задалась невольным вопросом: достаточно ли одной безграничной любви к родине, чтобы кроить ее по собственному пониманию? Не требуется ли для этого что-то еще? И не может ли чрезмерная любовь вкупе с имперскими стремлениями и постепенным свертыванием свобод нанести в конечном итоге стране вред и не только не усилить ее, но, наоборот, ослабить и ввергнуть в пучину многолетних бедствий? Но вряд ли кто-то мог дать ответ на этот вопрос, актуальный не только для Герцословакии, а и для всего остального мира.
…Надежда взяла на себя нашу культурную программу, она хотела быть радушной хозяйкой, и ей это удалось. В Экаресте оказалось так много музеев, памятников и иных достопримечательностей, что мы с Петером выдохлись к концу первой недели. Надя была непреклонна – мы должны посетить все то, что она запланировала.
