— А кто это — Никас Супрунов?
— Художник, деревня! — Дарья смерила меня
презрительным взглядом. — Берет пятьдесят тысяч за холст. В баксах, между
прочим. А какой сексапил — просто фантастика!… Отдалась бы ему прямо на биде!
Редакция “Роад Муви” находилась в самом конце
патриархального Кривоколенного и занимала двухэтажный особняк, украшенный
колоннами. Площадка перед особняком была заставлена дорогими иномарками, из
чего я сделала вывод, что дела у концептуального издания идут неплохо.
Мы поднялись на второй этаж, и Дарья приветливо распахнула
передо мной дверь с табличкой “Гамбургский петух”.
— Я к главному, ненадолго. А это тебе, чтобы не
скучать.
И, сунув мне внушительную стопку “Роад Муви”, она пулей
вылетела из комнаты.
Глянцевые знаменитости обоих полов — все, как один, холеные,
загорелые, оскалившие в снисходительной улыбке идеально ровные зубы (уж не сам
ли господь бог снабжает запасными челюстями своих любимцев?); глянцевые
знаменитости — мне не было никакого дела ни до них самих, ни до их верных
возлюбленных и верных татуировок, ни до их обожаемых устриц и обожаемых ботинок
в стиле “унисекс”.
Дарья — совсем другое дело. Дарья — моя лучшая подруга.
Соратница и наперсница, с которой прожито пять незабываемых лет в общаге
универа. Пять лет — со всеми нашими мальчиками, абортами и волнистым
попугайчиком Кешей, которого Дарья научила одной-единственной, но
сакраментальной фразе: “Девки, выпьем!"
…Долго рыться в помойке под флагом “Роад Муви” не пришлось:
первый же номер явил мне “Гамбургского петуха” и его подведомственную
курицу-несушку Д. Валикову.
"Д. Валикова”, очевидно, и была Дарьей, хотя я знала ее
как Ставицкую, а потом — как Улюкаеву-Гессен. Как и положено сотруднице
продвинутого журнала, Дашка обмирала от Умберто Эко, хлопалась в обморок от
одного упоминания о Саше Соколове и к месту и не к месту клялась святыми мощами
вседержителя Набокова. К прочей мелкокалиберной шушере она относилась с
прохладцей и так и норовила подлить в бочку меда даже не ложку дегтя, а ложку
касторки. От этого ее заметки выглядели несколько странно и общий их пафос
сводился к следующему: “Хотя если быть до конца принципиальными, то невозможно
не указать и на проколы. NN, конечно, писатель любопытный, но, по-моему, ему
жена изменяет. И вообще у него простатит, а дед его находился на оккупированной
территории”.
Но в целом Дашкины пасквили были прехорошенькими и до
безобразия походили на саму Дашку — такие же веселые, циничные и саблезубые.
Она была просто создана для спецопераций по отстрелу зазевавшихся беллетристов.
Мне же в лучшем случае остается только нашивать ей на рукава
знаки отличия. И щипать корпию. А всему виной мой аналитический тугоплавкий ум,
пригодный разве что на философские трактаты: не ко времени, ох не ко времени я
его выпестовала! Да еще Бывший со своей заджипованной клячей!..
Из раздумий о невыносимой легкости бытия меня вывел голос
Дарьи. Она стояла, ухватившись за ручку двери, и с кем-то сладострастно
грызлась.
— Как же вы меня достали с вашей Канунниковой! — с
яростью в голосе вопила она. — Может быть, вообще переименуем журнал, раз
уж она в каждом номере восседает? Так и назовем — “Аглая: призрак ночи”. Или
нет — “Аглая: симфония ужаса”.
За дверью кто-то осуждающе забубнил. Несколько секунд Дарья
молчала, но потом ее голос вновь взвился до апокалиптических высот:
— Не буду я давать рецензию, не буду!!! Пускай “Спутник
библиофила” дает. Он всем дает. И как только триппер до сих пор не подхватил,
удивляюсь!
Закончив свою бурную речь этим венерологическим пассажем,
Дарья ввалилась в комнату и так хлопнула дверью, что у меня из рук вывалилась
вся стопка “Роад Муви”.
— Неприятности? — Я сочувственно покачала головой.
— Творческие разногласия. Не обращай внимания…
— А кто такая Канунникова?
Дарья, до этого бегавшая по комнате, остановилась как громом
пораженная:
— Ты не знаешь, кто такая Канунникова?!
— Нет.
— Ты меня разыгрываешь.
— Да нет же.
Все последующее показалось мне дурным сном. Дашка,
надменная, циничная Дашка, повалилась передо мной на колени и принялась
исступленно бить поклоны. И так же исступленно креститься:
— Господи! Благодарю тебя, господи"! Свершилось!
Хоть кто-то о ней не знает! Хоть кто-то о ней не слышал, господи! Какое
счастье!…
На глазах у Дарьи проступили слезы благодарности. Еще раз
стукнувшись лбом о паркет, она попыталась ухватить мою руку и поцеловать ее.
Это было уж слишком. Я отдернула пальцы, на всякий случай
отошла к окну и уже оттуда запустила в Дарью вопросом:
— Может, объяснишь мне, что происходит?
— Сначала поклянись, что ты не врешь. Что ты
действительно не знаешь, кто такая Аглая Канунникова.
— Понятия не имею.
— Поклянись.
— Хорошо. Клянусь.
Религиозный экстаз затух так же стремительно, как и
вспыхнул, Дарья устроилась в кресле, выбила из пачки пухлую светло-коричневую
сигарету “Captain Black” и с наслаждением закурила.
— Я жду, — напомнила о себе я.
— “Дервиш сжигает Париж”, — с выражением
произнесла моя чумовая-подружка и нехорошо засмеялась. — Что такое “Дервиш
сжигает Париж”?
— Кич, — с готовностью произнесла я, почувствовав,
как организм начинает декалитрами вырабатывать желудочный сок. —
Квинтэссенция пошлости.
— А теперь представь эту самую квинтэссенцию, но в
объеме не… Сколько там было страниц у твоего бабуина?
— Восемьдесят семь.
— А теперь представь еще одно: их не восемьдесят семь,
а четыреста восемьдесят семь. Четыреста восемьдесят семь страниц кича каждые
четыре месяца. Это и есть Аглая Канунникова.
— Так она писательница? — осенило меня. Дарья
дернулась, как от удара током.
— Помнишь покойного Кешу?
— “Девки, выпьем”?
— Именно. Наш несчастный попугай — и тот нацарапал бы
лучше. Жаль, подох не вовремя. А то украсил бы собой масскультуру.
— Чего ты бесишься? В стране полно авторов подобного
чтива.
— Она — единственная. — В голосе Дарьи было
столько ненависти и страстной убежденности, что я даже поежилась. —
Единственная, кто смог так раскрутиться. Куда ни плюнь — всюду она. Знаешь,
почему я купила машину? Потому что в метро все читают только ее. Видеть этого
не могу!
— Ты меня пугаешь, — начала было я, но Дашка
перебила меня самым бесцеремонным образом:
— А теперь еще новый геморрой. Эта сволочь выпустила
очередную книжонку, которую я должна рецензировать. Редакция, видите ли, с
большим интересом следит за творчеством Аглаи Канунниковой.
