— Ну, хорошо. А Ботболт? — вполне резонно заметила
я. — Вы вроде уже зачислили его в союзники…
Чиж остановился, как будто его ударили в грудь, и приложил
палец к губам.
— Хитрая бестия. Косит под простачка, благо обедненная
азиатская мимика это позволяет… К тому же где-то шлялся, пока все приходили в
себя. А история с телефоном?.. Сдается мне, что он совсем не пешка…
— Конечно. Он конь. Вернее, бык Буха-Нойон
Бабай, — не ко времени вспомнила я затейливую шахматную мифологию.
— Не надо иронизировать. Он за всем следит и обо всем
имеет собственное мнение. Мне кажется, он умудряется быть в нескольких местах
сразу…
— Скажите еще, что у него шесть рук!
— Такой возможности я тоже не исключаю. — Чиж
завертел головой по сторонам. — Спорим, если я подойду сейчас к ближайшей
пальме и отогну ветку — он обязательно там окажется?
— А разве он не вышел вместе со всеми?
— Спорим?!
— Спорим, — нехотя согласилась я. — На что?
— Не знаю… На желание.
— Идет.
Чиж метнулся к ближайшей пальме и приподнял нижний лист.
О боже! Я едва не выпала из кресла от удивления: из-за листа
показалась непроницаемая физиономия Ботболта.
— Подслушиваете? — напустился на него прозорливый
оператор.
— Нет. Я просто вернулся, чтобы напомнить: никто не
имеет права сидеть в кресле тайше Дымбрыла.
— Это все?
— Все.
Неужели мы, два худо-бедно европейских человека, позволим
торжествовать и править бал азиату, вся обязанность которого заключается в том,
чтобы разливать шампанское по бокалам и следить за тем, чтобы уровень этого
шампанского в каждом бокале был одинаков?!
— А у меня — не все! — Чиж решил поддержать реноме
чахлой Европы. — Проследите за тем, чтобы никто из гостей не выходил на
кухню. И сами воздержитесь от этого.
— Хорошо. А вы не садитесь в кресло хозяина. Чувствуя
себя отверженной наложницей из гарема, недостойной даже омывать ноги хозяина, я
сползла с кресла. Ботболт удовлетворенно улыбнулся и направился к выходу из
оранжереи.
— Как он сумел так незаметно подойти? — шепотом
спросила я у Чижа, когда он ушел. — Ведь дорожка все время оставалась в
поле моего зрения…
— Не забывайте, это его дом.
Странное исчезновение и такое же странное возвращение под
ручку с так и не опробованным железным купоросом; перерезанный телефонный
кабель, мифические Доржо и Дугаржап в мифическом гараже… А узкие губы, а узкие
глаза, а порочное отсутствие растительности на лице!.. А бицепсы, удавами
копошащиеся под смокингом! А тело медузы, готовое в мгновенье ока
трансформироваться в сгусток мускулов!.. Как можно было поверить в то, что Ботболт
не в состоянии найти управу на собак?
Наглая ложь.
Так нагло врать может только ниндзя, появляющийся из
темноты.
Так нагло врать может только борец сумо, покидающий дохэ
<Дохэ — ринг в борьбе сумо.>.
А Ботболт, судя по всему, и есть нечто среднее между ниндзя
и сумоистом со стажем…
— ..и не забывайте, что вы должны мне желание! Эй, что
с вами? — Чиж потряс меня за плечо, и я с трудом очнулась от своих мыслей.
— Вы правы, не следует ему доверять…
— Вот видите! Вы тоже думаете, что в этой бурятской
туше есть двойное дно?
— Думаю, здесь в каждом есть двойное дно. Это была
чистая правда. По этому — двойному — дну брели теперь все невольные пленники
дома. И оно достаточно хорошо просматривалось. Дохлые морские ежи, обрывки
водорослей, разбитые раковины, скелетики кораллов — во всем этом была разлита
ненависть. Все ненавидели всех, вот в чем дело!
Софья, Tea и Минна ненавидели друг друга: писательский цех
был выстроен по образу и подобию террариума. И теперь “недостаток в планировке”
(как сказал бы Ботболт) вылез боком Аглае Канунниковой, лучшей из них.
Дашка ненавидела Аглаю.
Райнер-Вернер ненавидел меня: ведь это я сломала ему
стопроцентное эротиссимо с Дашкой.
Режиссер Фара ненавидел себя: съемка передачи “Играем в
детектив” накрылась медным тазом, как только Аглая сделала глоток из бокала.
Я ненавидела Аглаин мобильник: из-за дурацкого pin-кода.
Ботболт ненавидел всех — с появлением в доме чужаков все
пошло наперекосяк. А это не может понравиться хозяину, когда он вернется. И —
если он вернется!
И все вместе ненавидели собак, собачьих царьков Доржо и
Дугаржапа, молчащий телефон и саму Аглаю, наглая смерть которой поломала такой
симпатичный телевизионный уик-энд за городом. И превратила самую обыкновенную
литературную вечеринку в подобие сюрреалистического кошмара… По ее вине все эти
люди вынуждены коротать время в обществе друг друга.
И мертвого тела под простыней…
— Здесь в каждом есть двойное дно, — повторила я.
— Кроме вас. — Чиж решился на грубую лесть. Уж
очень ему хотелось заполучить бесплатного и совершенно ручного доктора Ватсона,
наконец-то я это поняла!
— Вы полагаете?
— Я просто уверен в этом. Если кто и не причастен к
этому убийству, так это вы.
— Ну, спасибо.
— Благодарить меня не за что. Это — чистая логика. Во-первых,
вы ее личный секретарь, стало быть, она платит вам деньги. Хорошие деньги?
— Неплохие.
— Вот видите. А устроиться на хорошие деньги в наше
время очень трудно. А теперь, когда она умерла, вы этой работы лишились, так?
Все верно. Чиж! Но то, что я лишилась работы, волновало меня
меньше всего. В конце концов, еще полгода назад я строчила на “Минерве” и в ус
не дула. И вряд ли за прошедшие полгода я разучилась кроить и обметывать петли.
Дело было в другом. Дело было в Аглае. Я лишилась ее, но так до сих пор и не
осознала масштабы этой потери. И вряд ли осознаю в ближайшее время. О, если бы
я была чуть более настойчивой! Если бы я была чуть более бдительной, лозунг
“Берегись цветов, сука!” никогда не воплотился бы в жизнь!..
— Да… Этой работы у меня теперь нет.
— Вот видите! Вам было совсем невыгодно убивать
Канунникову, которая, образно говоря, кормила вас с руки. Теперь второе: вы не
курите.
Слава богу, хоть кто-то это заметил!
— Вы не курите и потому ни разу не выходили из
столовой. И вы все время были рядом с Канунниковой.
— И это вас не смущает?
— Нисколько. Потому что руки у вас были заняты собакой.
Вы ведь почти не спускали ее с рук. Следовательно, были ограничены в маневре и
уж никак не могли отравить свою хозяйку… Я прав?
