— Ты начала читать? — после недолгого молчания
спросила она.
— Уже.
— Что — уже?
— Уже прочитала. Не понимаю, почему ты так на нее
окрысилась…
— Нас ждут, — ушла от ответа Дарья. —
Собирайся…Коктейль в галерее оказался самой обыкновенной пьянкой: нечесаные
художники-нонконформисты и сомкнувшийся с ними нечесаный музандеграунд
потчевали всех желающих водкой, пивом и жареным арахисом.
Дашка надралась в первые полчаса, я же (верная своей
утренней клятве) пила только воду из-под крана. В богемном приюте не было даже
минералки. А галерейная начинка — инсталляции и богоборческие (свят, свят,
свят!) иконы с порнодушком — не поразила мое воображение. Зато его поразила
Дашка, устроившая просветительскую лекцию в таком же, как и галерея,
нонконформистском ватерклозете (с деревенским очком вместо унитаза). Я сама
спровоцировала ее, сказав, что возьмусь за рецензию.
— Значит, ты тоже подсела на эту суку Аглаю!
— С чего ты взяла?
— А все на нее подсаживаются.
— Ты преувеличиваешь.
— Да я не то что преувеличиваю — я ее терпеть не могу!
Лицемерка поганая! Водит всех за нос. Копалась бы в своем жанре, так нет: в
учителя жизни лезет, свои взгляды навязывает. Обо всем высказалась, ничего не
забыла!… Даже по поводу профилактических прививок детям Руанды у нее, видите
ли, собственное мнение..:
Даже по поводу выращивания патиссонов и селекции
трехцветного вьюнка!..
— Ладно, — первой не выдержала я. — Черт с
ней.
— Вот именно! — Дашка попыталась плюхнуться на
отполированный многими сомнительными задницами толчок, и я с трудом ее
удержала.
Через час, когда Дашка окончательно превратилась в патиссон,
о котором так пламенно распространялась, в галерее появился роскошный молодой
человек в белом свитере и с такими же белыми выгоревшими волосами. Проигнорировав
многочисленные приветствия и поддоны с пивом, он направился прямиком к Дашке,
пытавшейся улечься на инсталляцию “Балканские войны-13”. Легко подняв тело моей
подруги, он потащил его к выходу.
— В чем дело? — спросила я, ухватив Дашку за край
платья.
Молодой человек даже не сбросил скорости. А у самого выхода
процедил:
— Откройте дверь.
— А вы кто такой?
— А вы кто такая?
Дарья, до этого больше напоминавшая мешок с картошкой,
неожиданно приподняла голову.
— Это — наш главный… А это…
Выпитый “коктейль” оказался сильнее: так и не договорив,
очаровательная пьянчужка закрыла глаза и отрубилась.
— А это ее подруга из Питера, — закончила за Дарью
я и улыбнулась главному.
— Что-то припоминаю. Открывайте дверь, подруга из
Питера.
Вдвоем мы выволокли бесчувственную тушку на улицу и
погрузили ее в такую же белобрысую, как и он сам, тачку Главного.
— Нам к проспекту Мира…
— Знаю, — процедил Главный и в лучших московских
традициях сорвал машину с места.
Теперь, во всяком случае, мне стало понятно происхождение
мужских парфюмов в ванной и мужских комнатных тапок в прихожей.
Некоторое время мы ехали молча.
— Дарья говорила мне о вас, — первым нарушил
молчание он.
— Мы учились вместе. Я тоже закончила журфак. —
Кто знает, может быть, это он и есть — мой единственный шанс, о котором
говорила Дашка.
— Это не имеет значения.
Ничего не поделаешь: первый же выстрел оказался холостым.
— Но статью все же напишите, — тотчас исправился
главный. — А там посмотрим.
— Об Аглае Канунниковой?
— Да о чем угодно.
Ай да Дарья! Похоже, она уже провела подготовительную
работу. Милая, заботливая, замечательная моя подруга! Ангел с крыльями, а не
человек! От неожиданно открывшейся перспективы у меня даже закружилась голова.
— Может быть, вы в курсе… Почему она так ненавидит
Канунникову?
— А вы сами не догадываетесь? Дарья тоже пыталась
писать книги. Но у нее ничего не получилось. Журналистика — совсем другое дело…
Вот оно что! Вот он — корень всему: самая банальная
профессиональная зависть.
Больше главный не сказал ни слова. Он даже отказался от
кофе, когда мы поднялись в квартиру. Проводив гостя и уложив Дашку в постель, я
снова засела за Канунникову. Теперь, после беседы с холеным начальником “Роад
Муви”, Канунникова становилась не целью, а средством. С ее помощью я — если не
буду дурой — попытаюсь вернуться в давно потерянную профессиональную жизнь.
…Оставшиеся до отъезда дни я провела за книгами Канунниковой
и Дашкиным ноутбуком. Порочная связка альпинистов “Бывший — продюсерша — старая
грымза” была напрочь забыта. И когда опомнившаяся Дарья приволокла с работы
шикарно изданный двухтомник “Развожусь: за и против”, я только пожала плечами.
“Дервиш взрывает Париж” меня больше не интересовал.
За сутки до моего отъезда рецензия была готова. Вернее, это
была не рецензия даже, а пространное эссе. Я сдобрила его своими собственными
размышлениями, унавозила историей о пальто и снабдила заголовком “Украденные
поцелуи”.
Из соображений безопасности я отдала эссе только на вокзале,
за три минуты до отправления поезда. Дарья обещала показать его главному
сегодня же (я подозревала, что торжественный акт показа состоится в постели) и
обязательно позвонить, когда все прояснится.
* * *
… Дарья не позвонила.
Ни через три дня, ни через пять, ни через две недели.
Должно быть, я полностью дисквалифицировалась. Не уловила
ритм покачивающихся бедер “Роад Муви”. И сотрудником московского издания мне не
быть никогда. И журналисткой — тоже.
Я отметила закат так и не начавшейся карьеры в
кафе-мороженом “Пингвин”. В полном одиночестве. А потом вернулась к своей
“Минерве” с ножным приводом. И к скудным заказам театральной студии Дома
культуры им. В. Кингисеппа: бесстрашные студийцы замахнулись на сказку “Снежная
королева”.
Звонок раздался, когда я пришивала воротник к костюму
Маленькой разбойницы.
— Я могу поговорить с Алисой Зданович? — Голос был
женский, усталый и вальяжный одновременно.
Такой голос мог принадлежать только богатой клиентке, и я
сразу же вспомнила, что моя старая заказчица, мадам Цапник (62-й размер),
обещала подкинуть очередную работенку: пальто и два костюма для деловой женщины
с изюминкой.
— Слушаю. Вы по поводу пальто? — бодро спросила я.
На другом конце трубки повисло непродолжительное молчание.
— И по поводу пальто тоже, — голос дрогнул.