Я поглубже закуталась в овчину, сунула нос в воротник и
обнаружила, что Чижа уже нет рядом. Только этого не хватало! Я в отчаянии
завертела головой: Чиж как будто сквозь землю провалился! Зарылся в сугробе,
уснул под снегом…
А бамбуковый маятник качнулся в очередной раз. И от этого
короткого зловещего звука у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.
— Чиж! — что было сил заорала я. — Чиж! Вы
где?!
Чи-иж!!!
Прошла вечность, прежде чем Чиж откликнулся.
— Ну что вы орете, Алиса? — Его голова показалась
из-за сугроба. — Нервишки шалят?
— Пошаливают, — устыдилась я своей минутной
слабости.
— Идите-ка сюда!
Чтобы добраться до него, мне пришлось перемахнуть через
сугроб. Для начала я увязла в снегу по колено, потом едва не потеряла ботинок.
И в довершение ко всему больно отбила зад, когда, не удержав равновесие,
плюхнулась рядом с Чижом.
Он и не подумал помочь мне. Его хватило только на ехидную
ухмылку.
— Вы всегда идете напролом?.. Здесь есть тропинка, вы
разве не заметили?
— Нет.
Я поднялась на ноги и осмотрелась. Что ж, приходится
признать, что Чиж добился своего: следы Доржо и Дугаржапа привели его к глухой
стене дома, украшенной одним-единственным микроскопическим окошком. Окошко
находилось достаточно низко, на уровне груди.
— Узнаете? — торжественным голосом произнес
Чиж. — Это то самое кухонное окно. Можете заглянуть внутрь, только
осторожно, не затопчите следы.
Мне даже не пришлось оттаивать стекло дыханием: отсюда, со
двора, совсем неплохо просматривалась часть кухни и темный проем коридора.
— Оранжерея чуть дальше, — просветил меня
Чиж. — Судя по всему, они обогнули ее и некоторое время простояли возле
этого окна.
— С чего вы взяли?
— Следы! Видите, как тут все утрамбовано! И вот еще
что! — Чиж раскрыл ладонь, на которой оказался мокрый и сморщенный окурок
“Bora”. — Они даже успели покурить.
— Одну на двоих? Как в окопе?
— Не знаю… Может быть, курил только один.
— А пепел вы, случайно, не собрали?.. Чиж пропустил мою
шпильку мимо ушей. Он был слишком увлечен собой и своей находкой.
— Факт остается фактом: они простояли здесь достаточно
долго…
— Достаточно долго для чего?
— Для того, чтобы что-то увидеть! — выдохнул
Чиж. — Иначе они были бы живы!
— Интересно, что такого здесь можно было увидеть?
— Ну, например, как убийца подсыпает яд в бутылку. Я
самым циничным образом рассмеялась:
— У вас разыгралось воображение! Ну как, скажите… Как
можно было понять, что кто-то что-то подсыпает в бутылку?
— Возможно, они что-то сопоставили… Я живо представила
себе лица Доржо и Дугаржапа, еще более плоские и еще более круглые, чем лицо
Ботболта. Сонные лощины глаз и рты, изъеденные алкоголем и жаждой дешевых
порнопоцелуев. Если они что-то и могли сопоставлять, так это только размер
своих пенисов во время мастурбации перед телевизионным экраном. Похоже, Чижу
пришла в голову сходная мысль. Он нахмурился, возмущенно покашлял, а потом
изрек:
— Или… Или преступник убрал их до того, как они успели
что-то сопоставить. Нанес, так сказать, упреждающий удар. Подстраховался.
— Не забывайте, что на кухне было светло. А здесь, за
окном, соответственно, темно. Тем более ситуация была экстремальной… Вряд ли
преступник обратил бы внимание на окно. К тому же такое маленькое.
— Вот именно. Экстремальная ситуация! —
бесцеремонно перебил меня Чиж. — Нервы напряжены до предела, скрытые
человеческие возможности высвобождаются. Любая мелочь врезается в память… А два
лоботряса за окном — это не мелочь, смею вас уверить. И потом, не забывайте.
Стол с напитками стоит возле окна. Даже больше — прямо под ним. И вплотную
придвинут. Они могли столкнуться нос к носу, их разделяло только стек.
Я просто диву давалась, с какой горячностью, с какой
страстной убежденностью Чиж развивал понравившуюся ему версию. Все, что так или
иначе не подходило под нее, вызывало в нем скрытую ярость. Он был готов закрыть
глаза на одни обстоятельства и выпятить другие, лишь бы пасьянс сошелся и
победителя наградили тульским пряником.
— О чем вы думаете, Алиса?
— О том, что опасно идти на поводу у своих теорий. Вы
были бы бичом убойного отдела, Чиж. Вы засадили бы за решетку сотню невинных —
и только из-за того, что их имя рифмовалось с названием ботинок, которые носила
жертва. Или с маркой пива, которое жертва пила за полчаса до смерти… А все
потому, что вы — хренов эстет.
— Разве плохо быть эстетом? — оскорбился
Чиж. — Разве ваша Аглая не была эстеткой?!
— Красота схемы еще не гарантирует ее истинности!
— Да ладно, бросьте на меня рычать.
— Я не рычу.
— А кто же тогда рычит?..
Теперь и я услышала этот тихий вибрирующий звук. Он
приближался. Он не предвещал ничего хорошего, он заставил кровь в жилах
свернуться калачиком и заледенеть, а сердце — шлепнуться прямиком в желудок.
Прямо на остатки бурятского фуршета.
— Что это? — шепотом спросила я у Чижа, хотя уже
знала что.
Собаки.
Собаки, готовые отомстить за лесных братьев Доржо и
Дугаржапа.
— Не оборачивайтесь. — Чиж не произнес этого, нет:
он просто беззвучно пошевелил губами. — Не оборачивайтесь.
Но я и не собиралась оборачиваться. Одного вида Пети Чижа
мне хватило с лихвой: его мягкий и податливый хохолок распушился венецианским
веером, ресницы встали дыбом, а вместо рта теперь зияла впадина.
— Они? — почти теряя сознание, пролепетала я.
Справиться со словом “собаки” мне так и не удалось.
Чиж прикрыл глаза и тотчас же открыл их, что могло означать
только одно: собаки, кто же еще, ну вот и прошвырнулись, а ведь я был хорошим
оператором, и всегда одалживал страждущим десятку на пиво, и собирал монеты
арабских стран, и читал Марио Варгас Льосу в подлиннике, и с формулой
дезоксикортикостерона справлялся как будьте-нате!.. А теперь, через
минуту-другую, вся эта груда человеческих достоинств, прикрытая жилеткой,
превратится в суповой набор для волкодавов!..
— Не оборачивайтесь, — просипел Чиж.
— Сколько их?
— Понятия не имею… У меня в глазах двоится.
— Где они?
— Метрах в пятнадцати… Теперь уже в десяти…
— Что будем делать?
Чиж ухватил меня за край полушубка и стал потихоньку
подтягивать к себе.
. — Может быть, они нас не тронут… Может быть, они
признают одежду…
