Вернувшись на яхту, Игорь все же напился. Зачем? «Видно, от тоски», – признался сам себе Шульман.
От воспоминаний о прошедшей ночи уши у Игоря запылали. Дикость! Полная дикость! Только бы все обошлось!
Пока Игорь Шульман предавался горестным мыслям, в каюту, едва постучав, по-хозяйски вплыла его маман.
Приподняв голову и узрев родительницу, он едва не ляпнул: «Принесла нелегкая». Но вовремя придержал язык и просто вопросительно воззрился на фундаментальный торс, заслонивший собой половину окна и мрачно нависший над его угнетенным существом.
– Игореша! – тонким пронзительным голосом возвестила маман, неосознанно сообщая этим, что речь пойдет о просьбе. – Извини, что вторгаюсь так рано, – Шульман взглянул на Ирину Яковлевну, насмешливо приподняв брови, – но мне вдруг ужасно захотелось надеть одну безделушку. Помнишь, такой милый перстень с квадратным бриллиантом, его иногда Ирмочка носила, – расплылась в плотоядной улыбке родительница.
Игорь молча встал, подошел к сейфу, повернул несколько раз ручку и, распахнув его, не глядя на содержимое, махнул рукой:
– Все ее побрякушки здесь. – Сам же вернулся на кровать.
Ирина Яковлевна, достав из сейфа внушительных размеров шкатулку, вольготно устроилась за столиком. Надо сказать, у Ирины Яковлевны был особый дар везде устраиваться по-хозяйски. В чужих кабинетах, на чужих кухнях, в чужих отношениях – эта достойная дама везде чувствовала себя по-хозяйски комфортно.
Игорь лежал на кровати, прикрыв глаза, и ожидал окончания визита. Сквозь веки он наблюдал, с каким азартом его драгоценная маман щелкает футлярами и коробочками, изредка цокая языком. Наконец, перетряхнув всю шкатулку, она обернулась и обиженно посмотрела на сынулю.
– Его здесь нет. – Для пущего эффекта она потрясла шкатулкой перед собой.
– Странно, – пожал плечами Игорь, – она всегда все в сейф запирала. Боялась, что сопрут. Может, в ящик случайно засунула?
Откровенно говоря, Игорю было наплевать, куда делось кольцо. По сравнению с такой утратой, как смерть Ирмы, такой пустяк, как пропажа кольца с бриллиантом в три карата, огорчить его уже не мог. Но он знал, что отвязаться от настырной, как первые строители коммунизма, маман не удастся, если не предоставить ей желаемого. Он встал с кровати и стал перетряхивать ящик за ящиком, полку за полкой, пока не перевернул вверх дном всю каюту.
– Странно, – искренне удивился Шульман, – нет нигде.
– А может, оно на ней было в тот день, когда ее убили? – нахмурилась Ирина Яковлевна.
– Понятия не имею, – пожал плечами Игорь. – Я, когда тело ездил опознавать и документы подписывать, на эту чепуху внимания не обратил. А вещи мне еще не возвращали, пока следствие не закончилось.
– Думаю, будет лучше позвонить инспектору и все точно выяснить, – звонко хлопнула по обтянутому тонким хлопком объемному, как у носорога, колену мадам Шульман.
– А что ему звонить, он уже с утра по яхте шныряет, – зло посмотрел в сторону двери Игорь.
Глава 24
– Василий, ты где? – возбужденно проговорила в трубку Юля.
– Здесь. На поле, – как-то рассеянно ответил супруг.
– На каком поле? – тормозила она, оглядывая безбрежную синеву океана и небольшой клочок суши, поросший пальмами, у себя за спиной.
– На поле для гольфа, – с расстановкой, медленно ответил муж. – Что у тебя стряслось? – через секунду бодрым, вполне вменяемым тоном спросил Василий.
Понятно, удар по шарику удался, и супруг переключился на ее проблемы.
– Кажется, я знаю, кто мог убить Ирму, а заодно и этого парня, – прошептала неугомонная жена, пугливо озираясь по сторонам.
Сегодня днем, после плотного обеда в ресторане на пляже, Юля, как и обещала, отправилась с Моник брать урок по росписи ткани. Омары и шоколадный торт с подливкой и мороженым еще не успели перевариться, и больше всего на свете ей хотелось пойти поваляться в теньке, но слово есть слово.
Павильон, в котором проходили занятия, расположился на склоне холма, на зеленой лужайке, окруженной пышным остролистным кустарником и молодыми, невысокими пальмами. Отсюда открывался чудный вид на океан. Пристань и бунгало были скрыты макушками росших на склоне холма пальм, и с террасы можно было любоваться бесконечной искрящейся бирюзой, переходящей в яркую глубокую синеву у самого горизонта, с белеющими штрихами яхт и маленькими стремительными катерами, похожими на юрких птичек. Разместившись на просторной террасе за огромным круглым столом, семь нарядных женщин под руководством миловидной полинезийки в купальнике и пестрой традиционной юбке осваивали навыки этнической росписи тканей. Лили, так звали девушку, что-то увлекательно рассказывала про местные традиции, искусство росписи, мотивы рисунков и прочие любопытные вещи. Но рассказывала она по-французски, Юля почти ничего не понимала, все время отвлекалась и отвлекала Моник.
– Жюли! Ты чуть не вывернула на меня банку с синей краской! – воскликнула подруга, когда Юля, ерзая на месте, пыталась дотянуться до верхнего края растянутой перед ней материи и задела сосуд, наполненный ярким ультрамарином. – Я не собираюсь бегать по территории синяя, как Аватар.
Моник демонстративно отодвинулась от Юли подальше.
– Извини. Я больше не буду. Но ты говорила, краска прекрасно отмывается в воде.
– До воды еще добраться надо. – И она кивнула головой в сторону пологой лестницы, петляющей среди зарослей и ведущей к пляжу.
Самого пляжа из-за деревьев видно не было, так же как пирса и яхты Шульмана.
– А сколько времени отмывалась та русская, которая вывернула на себя краску? – спросила Юля у подруги, задумчиво продолжая держать кисть на весу, так что яркие желтые капли падали на уже разрисованный ею край ткани, расплываясь и вступая во взаимодействие с соседними цветами, полностью меняя созданную композицию.
– Минут пятнадцать-двадцать, – пожала плечами Моник, явно не понимая, к чему она клонит.
– Она весь сарафан залила краской? – продолжала Юля задавать странные вопросы.
– Нет. Только часть юбки и ноги. Вот так, – показала Моник, сделав изящный жест тонкой смуглой рукой, словно смахивая с платья паутину.
– Хм. – Юля недрогнувшей рукой взяла банку со стоявшей рядом желтой краской и щедро плеснула себе на юбку, потом взмахнула руками, и тут же чей-то пронзительный крик буквально оглушил ее.
Безжалостно испортив свой наряд, Юля, оказывается, осчастливила и свою соседку слева. Всегдашнее везение не покинуло горемычную искательницу приключений и тут. Взмахнув руками, Юля буквально смела со стола открытые банки краски. Зеленая, голубая, красная, желтая, сиреневая причудливыми узорами растекались по бедняжке-соседке, сливаясь и создавая удивительные, совершенно неожиданные сочетания. Особенно эффектно смотрелся моргающий сквозь алое пятно глаз, исполненный лютой ненависти. Юля так засмотрелась на эту сюрреалистическую красоту, что даже забыла, кто во всем виноват и с чего все началось. Впрочем, долго витать в облаках ей не дали. Жертва чужого невезения, видя подобное благостное безучастие со стороны виновницы происшествия, искренне возмутилась. Истерически всхлипнув, барышня схватила со стола большой кувшин с водой, спасибо не с краской, и выплеснула Юле в лицо.
