Правда, Элеонору, как послушную воспитанную дочку начала волновать простая мысль – уже пять недель она обманывала родителей. Ей приходилось придумывать вечерние встречи с подругами, классные поездки на экскурсии, походы в театр или в библиотеку.
– Знаешь, что Юра! Мы с тобой почти жених и невеста.
– Не почти, а точно! Я сказал, что люблю тебя?
– Сказал.
– А я, Эля, такое могу сказать лишь раз в жизни.
– И я тебе это сказала! Но тебе, Юра, надо познакомиться с моими родителями.
– Зачем? Чтоб получить благословение?
– Вроде того…
– Я, Кропоткина, готов на встречу с твоими. Но ты знаешь, что Сергей Петрович меня не воспримет.
– Почему? Ты красивый, умный, добрый.
– Это так, Эля. Но богатые глухи к добру! У них давно уже все в глазах позеленело.
– Как это? Отчего?
– От долларов! У всех буржуев пелена на глазах. Их интересует не то, какой перед ними человек, а сколько он стоит.
– Я тоже, Юра, боюсь, как будет реагировать отец. И ты в нашей квартире можешь замкнуться с непривычки. У нас старинная мебель, персидские ковры, а на стенах подлинный Айвазовский.
– Ничего, я вытерплю.
– Нет, Юра! Я придумала. Завтра мои уходят на концерт. С семи до одиннадцати их не будет. Приходи к нам на улицу Суворова.
– Приду! Только это опасно.
– Как это?
– Ты учти, Эля, что я за себя не отвечаю. Я тебя так сильно люблю, что всякое может случиться.
– Я знаю. Я к этому готова…
* * *
Свадьба подходила к финалу.
В полдень регистрацию провел сам мэр Барсуков. На нем был фрак и красная лента через плечо. Он много шутил и вел себя, как свой парень.
Правда, было заметно, что он чувствует камеры телевидения и говорит не только жениху с невестой, а всему народу Рощинска.
Потом была прогулка по городу. Андрей и Татьяна Струговы ехали на единственной городской карете с парой гнедых. А сзади, отключив мигалки, ехали Мерседесы, Опели и прочие Фольксвагены.
Затем в парке перед народом мэр поздравлял молодоженов и увлекательно рассказывал об их подвигах, не забывая о своей роли в этом деле.
С последними словами Барсукова в небо взвился фейерверк, и зазвучала веселая музыка.
В конце концов, участники банкета отправились на пароход, где пили, ели, дарили подарки и кричали «Горько!»
А новой семье Струговых оставалось принимать подарки и принародно целоваться.
Кстати, майор Воловик, нарушая все законы, преподнес в дар вещественное доказательство – картину «Дама с попугаем», написанную покойным Тимофеем Зарубиным под манеру покойного Карла Брюллова.
В одиннадцать вечера тепленькая компания прибыла на вокзал и за две минуты впихнула молодоженов в московский поезд, идущий в Крым.
Вагон уже начал набирать ход, когда счастливые Андрей и Татьяна вошли в двухместное купе повышенной комфортности. Его проектировали специально для новобрачных.
До Севастополя оставалось чуть больше суток.
* * *
Улица Суворова находилась в самом центре Севастополя, на высоком холме над городом. Если идти от площади Ушакова, то слева будут спуски на Большую Морскую улицу, справа склон к Южной бухте, а впереди Адмиралтейский собор. А за ним крутая лестница к памятнику Нахимову и к Графской пристани.
Здесь наверху тихие переулки, мало магазинов и еще меньше людей. Кому охота по жаре тащиться наверх, когда внизу у моря столько красот и торговых точек.
К вечеру здесь можно встретить только местных жителей и их гостей.
Вот таким гостем и был Юра Грымов.
Возможно, что Эля не захотела светиться с женихом возле своего дома. Или она тщательно готовилась к встрече. Но девушка назвала адрес и сказала, что будет ждать в семь тридцать вечера.
И это понятно. В это время родителей наверняка не будет дома. Концерт начинается в восемь часов. А мать должна подойти к отцу в офис, и оттуда они вместе поедут в театр.
Еще утром Элеонора сделала вид, что тоже хотела бы услышать московских гастролеров, но билетов было только два!
Целый день Юра думал о подарке и о цветах.
С букетом было решено быстро – он его не понесет по ряду причин. Прежде всего, весь город в цветах. Выгляни в окно, и взгляд попадет в клумбу.
Далее, дарить цветы – это мещанство и прошлый век! Это всё равно, как звать девушку в Загс, во фраке, с бабочкой и стоя на одном колене.
Или петь романсы под ее окном.
В конце концов, Элеонора сама старалась сделать эту встречу незаметной для соседей. Так зачем букетом нарушать конспирацию.
А вот подарок – это дело другое! Юра купил серьги. Это были, конечно, не бриллианты в золоте, а горный хрусталь в серебре, но тоже очень красиво.
Перед входной дверью Грымов понял, что робеет. В свои двадцать два года он, естественно, имел контакты с женщинами. Но те случаи были совсем не похожи на этот. То были дамы постарше его, которые развлекались и учили его жизни.
А Эля Кропоткина нежная скромная девушка с косой. С ней нельзя, как с другими!
Современное ТВ и общие подходы к жизни сделали из Грымова раскованного циника и балагура. Но совсем сломать его не смогли. Стержень в нем остался.
Перед тем, как нажать кнопку звонка Юра решил, что не будет форсировать события. Пусть то, что должно случиться в первую брачную ночь, произойдет именно тогда!
Впрочем, подумал он в последнюю секунду, если Эля сама очень захочет, тогда придется ей уступить…
Кропоткина ждала его в шикарном выходном платье и в туфельках на шпильках. Он в своих джинсах и клетчатой рубашке смотрелся на ее фоне, как бомж в Большом театре.
Элеонора схватила Грымова за руку и стремительно втащила в квартиру. Потом быстро заперла дверь на замок, замерла и зажмурилась.
Юра понял, что девушка ждет от него решительных действий. Не дешевых сережек из хрусталя, а чего-то важного, большого и чистого. Поэтому он спросил.
– Где твоя комната?
– Она справа. Но там кровать узкая. Давай сразу пойдем к родителям в спальню.
– Конечно, пойдем сразу! Чего тянуть?
Спальня супругов Кропоткиных была чем-то похожа на княжеский будуар. Огромная комната с обоями, похожими на гобелен. На комоде мраморный бюст бородатого мужчины в мундире с эполетами. На стенах две картины под Рембрандта и маленький морской пейзаж. На камине бронзовые подсвечники и рамки с фотографиями династии Кропоткиных.
Шкафы у стен, трюмо, тумбочки и сама кровать были сделаны из резного темного дуба.
