Капитан Лозовой поехал в СИЗО вечером.
Он попросил ребят, чтоб Грымова с утра немного потрепали. Дневная усталость заключенного и обстановка в мрачной комнате для допросов создадут атмосферу доверия.
Надо расположить парня к себе, а потом посоветовать сознаться: «Чем больше грабежей ты возьмешь на себя, тем меньше тебе дадут. А если ты сознаешься во всех эпизодах, получишь условный срок. Год или два».
Капитан понимал, что ему предстоит не просто врать, а говорить вот эту полную чушь.
Но после двух суток в камере человек начинает верить в чудо. И чем глупее ложь, тем надежнее она убеждает.
Лозовой не стал направлять настольную лампу в лицо сидящего перед ним Грымова. Пока еще рано!
Капитан попытался придать своему грубому милицейскому голосу максимум доброжелательности.
– Жалко мне тебя, Юра. Даже не знаю, как тебе помочь. Вляпался ты по самые уши.
– Это точно! Я думал сегодня весь день и решил сознаться.
– Отлично, Грымов! Я приму у тебя явку с повинной. Но только по всем шестнадцати эпизодам. Ты согласен с этим?
– Я на всё согласен, товарищ следователь! Только о каких эпизодах вы говорите?
– Ты взломал в городе шестнадцать сейфов! Могу напомнить – где, когда и как.
– Ничего я не ломал! Я хотел сознаться, что меня в этот дом пригласила Эля Кропоткина. А тут вдруг вернулись родители. Я сиганул под кровать. А потом выпрыгнул в окно.
– Значит, Грымов, это твоя версия. Значит, продолжаем дурочку валять и не сознаёмся?
– Но всё так и было!
– А девушка подтвердит?
– Если при родителях, то нет. Она их боится.
– Так! Это значит, Грымов, что мы будем допрашивать Элеонору Кропоткину в присутствии ее родителей! Теперь ты понял, какой расклад? Сознавайся или будет хуже.
* * *
Они устали после Рощинска, после свадьбы и после поезда. Даже в шикарном купе человеку надоедает постоянная тряска, шум и быстрая смена пейзажей за окном.
В люксе отеля «Бастион» была отдельная спальня с широкой кроватью. Конечно, Татьяна с Андреем и в Рощинске жили в хорошем номере. Но тогда у них не было штампа в паспорте. А сейчас они впервые спали, как муж и жена.
До полудня было трудно проснуться.
Разбудил звонок адвоката Чарского. Он был уверен, что без моря жить невозможно. Поэтому Максим Петрович предложил собраться и через час ждать его у входа в «Бастион». Он готов приехать к отелю и отвезти новобрачных на пляж.
Максим Петрович решил на первый раз не удаляться от центра города. Он повез их к Артиллерийской бухте на пляж Хрустальный.
Хорошо, но от «Бастиона» туда можно было дойти за десять-пятнадцать минут. По московским меркам про такое расстояние говорят – «три шага».
Но хитрый адвокат повез гостей не прямо по Одесской улице и вдоль Центрального рынка. Он сделал небольшой крюк, и показал здание Киевского филиала Высшей юридической школы. Именно здесь до ареста учился на втором курсе Юрий Грымов.
Чарский даже нашел место и припарковался у входа в этот ВУЗ.
Но вынул из кейса папку с бумагами и протянул ее Андрею. Он сделал это торжественно, как послы передают верительные грамоты.
– Держите, Стругов. Здесь все, что вам надо на первое время. Вот список всех ограбленных за последнее время. Вот данные на Грымова. А это список сокурсников Юрия.
– Понятно.
– Ничего вам непонятно, Андрей! У вас яркая статья уже на кончике пера. Бери и пиши!
– А в чем тут дело, Максим Петрович?
– Тут дело в любви! Помните, я вчера говорил вам про девушку с косой?
– У нас, журналистов голова работает не хуже, чем у вас, адвокатов! Значит так. Это дочь тех, у кого два дня назад вскрыли сейф? У нее еще имя, как из кино. Анжелина, Эммануэль или Изаура.
– У тебя хорошая память, Андрюша. Ее зовут Элеонора Кропоткина! Так вот она учится в одной группе с Юрой Грымовым.
– Да, ситуация…
– Не то слово! Тут любовь почище, чем у Шекспира! Вы на пляж идете первый раз. Вам там долго быть нельзя. Вернитесь сюда через часик и разведайте обстановку.
– Хорошо! Мы уже начали входить в это дело. Нам бы еще с Грымовым пообщаться.
– Правильно, ребята! Сразу не получится, но я организую вашу встречу в СИЗО.
* * *
Пейзаж Айвазовского так и не повесили на место. И сейф не закрыли!
Марианна Романовна за последние дни часто просто сидела в спальне и смотрела на пустой стальной ящик в стене.
Вчера она вместе с мужем составляла список похищенного. Обоих расстраивала потеря долларов. Сто двадцать тысяч – сумма не такая большая, но и не маленькая. Есть от чего горевать!
Но Сергея Петровича волновали еще какие-то документы его фирмы. Он сразу просчитал, что в финансовом плане компенсирует украденное за три месяца. А с бумагами дело хуже…
Марианна Романовна потихоньку лила слезы по утерянным украшениям. Она называла их фамильными драгоценностями князей Кропоткиных, хотя все знали, что пропавшие кольца, серьги, бусы и броши были ей подарены в последние десять лет.
Марианна с радостью вспомнила, что в последний момент вручила дочери довольно дорогой комплект украшений.
И вдруг эта радость стала переходить в тревогу.
Где эти украшения?
Кропоткина напрягала память, но не могла вспомнить, как было в театре. Были на Элеоноре бриллиантовые серьги или нет. И неужели она их надела сегодня утром, когда спешила в свою юридическую школу.
Когда Эля пришла с учебы, то в ушах у нее были какие-то серебряные безделушки с горным хрусталем.
Ужасная безвкусица! Кропоткины не должны носить серебра.
– Элеонора, а тот бриллиантовый гарнитур, который я дала тебе перед театром.
– Я его не стала надевать.
– Ну и что дальше? Где украшения? Я не помню, чтоб ты была в них в театре.
– Вот именно, мама! Они были в коробочке. Потом мы их начали мерить. А затем я сложила их обратно и положила в сейф.
– А почему я не заметила?
– Ты оглянулась, когда отец вышел из ванной. Я положила коробочку в последний момент…
Марианна Романовна на ватных ногах сделала несколько шагов, повернулась возле кресла и безвольно опустилась на мягкую кожаную подушку.
– Так значит и это украли?
– Значит украли.
– У меня есть фотографии этих фамильных ценностей. Надо отдать их следователю.
– Вероятно, надо.
– Ты знаешь, Эля, сколько стоили эти вещи. Я отдала за них тридцать пять тысяч долларов.
