Было очень красиво!
А через двадцать секунд подъемный кран, который стоял с включенным двигателем, начал резко набирать скорость. Он направился к тому месту, где была его родная стройка.
Две минуты спустя кран остановился в безлюдном переулке, а беглецы через подворотню заброшенного дома побежали на пустырь. Вскоре сообщники сидели в старых «Жигулях» девятой модели.
Витя Егоркин гнал машину за Инкерман в сторону поселка Кача.
Грымов на ходу переодевался и клеил себе усы.
Эля Кропоткина смотрела на своего жениха влюбленными глазами.
А Лиза Мамонова уже сняла парик и темные очки. Теперь она с трудом вытаскивала из лифчика два крупных куска поролона…
* * *
Генерал милиции Олег Сорока сидел в своем солидном кресле, а все остальные молчали, стоя на ковре.
Тут собралась большая группа провинившихся.
Здесь был и глава Уголовного розыска полковник Андрей Кормач, и начальник отдела капитан Лозовой, и подполковник начальник СИЗО, и группа его подчиненных, включая старшего сержанта и Матвея Ветлугина.
Генерал Сорока не торопился. Предстояла сложная разборка полетов. И при этих делах Олег Владимирович не любил эмоций и всплесков ярости. Он знал, что при разносах подчиненных многие начальники кричат, матерятся и топают ногами.
Но Сорока был интеллигентный генерал.
Разговаривая, он обращался только к полковнику Кормачу. Все остальные – это мелюзга и салаги. Пусть слушают и учатся жить.
– Вы уверены, полковник, что недоумки из СИЗО отпустили основного медвежатника? Того, кто взял в городе все шестнадцать сейфов?
– Уверен, товарищ генерал! Сейчас это совсем очевидно. Если он невиновен, то зачем ему бежать.
– Логично, полковник. А улики для суда у нас есть? Надо подобрать доказательства. Мы правовое государство, и нельзя сажать людей просто так.
– На первом этапе Юрий Грымов вскрывал сейфы в белых перчатках и улик оставил мало.
– Сколько?
– Одну, товарищ генерал. Это хлопковая белая нитка от перчаток.
– Это перчатки Грымова?
– Мы считаем, что его. А кого же еще?
– Логично, полковник. А что по краже у Кропоткиных?
– Вот тут полный ажур! Грымов расслабился, снял перчатки и оставил кучу улик. Его пальчики по всей квартире, включая ручку от сейфа. Его след на клумбе под окном Кропоткиных. Более того – на его рубашке пыль из-под кровати потерпевших.
– Экспертиза по пыли проводилась?
– Так точно, товарищ генерал! Полная идентичность. А еще в кроссовках Грымова земля из той клумбы.
– Отлично! Хотя бы по одному эпизоду дело готово для суда. И тут побег! И как хитро сделано. Прямо циркач, ваш Грымов, ну полковник, присаживайся вместе со своим капитаном. А я буду спрашивать этих недоумков из СИЗО.
И вот тут началось то, что называется разносом!
Интеллигентный генерал не кричал, но говорил на очень повышенных тонах.
Он не применял мат, но называл сотрудников СИЗО придурками, разгильдяями и, в лучшем случае, лоботрясами.
Интересно, что в этой ситуации самым светлым и пушистым выглядел инспектор Мотя Ветлугин. Он отвлекся, выполняя приказ старшего по званию. А тот отвлекся на ложный объект – на девку в парике и с дутыми грудями.
Майор, начальник СИЗО – тот виноват вообще! Раз не обеспечил, то получай по полной программе!
– Докладывай, майор, как будешь искать беглеца? Уголовный розыск свою работу сделает, но ловить Грымова тебе.
– Мы найдем гада, товарищ генерал! Приложим все силы. И днем и ночью будем искать.
– Ты, майор, к семнадцати часам доложи мне план действий. Далее – дай предложения, кого и как наказать, включая себя. И еще – поищи «крота» в своем коллективе. Такие побеги без поддержки изнутри не случаются…
* * *
Андрей узнал о побеге через полтора часа.
Ему позвонил Максим Чарский, который пришел на свидание к своему клиенту. В СИЗО заметно ощущался какой-то ералаш. Многие офицеры бегали в разные стороны с выпученными глазами.
А девушка-контролерша, давясь от смеха, сообщила адвокату, что Грымов улетел, как цирковой артист. Просто смех сквозь слезы!
Ситуация с защитой невиновного парня осложнялась. Для начала надо было найти того, кого надо защищать.
После звонка Максим Петрович сразу поехал в отель «Бастион». Предстояло сложное совещание на троих. Нужен был хоть какой-то план действий.
Татьяна для адвоката прочла вслух ответ от хакера «Браузера» из Москвы. Он вскрыл все севастопольские базы данных и проник на секретные сайты городских чиновников.
Короче, Марк Угрюмов переслал по всем грабежам сейфов кучу аргументов, фактов и немного выводов.
По потерпевшим и их окружению была информация общего характера. Типа: кто и где учился, когда и на ком женился, где и от чего лечился. Проскакивали любопытные фактики, если кто-то привлекался и за что-то сидел.
Но самое интересное в выводах «Браузера». Он поставил простой вопрос. А что связывает эти шестнадцать сейфов?
Ответов было несколько, но все они сводились к одной версии.
Прежде всего – все кражи домашние. Ни одного офиса, банка или магазина.
Второе – все ограбленные бизнесмены женаты. И понятно, что жены жили рядом с сейфами и могли многое о них знать.
Далее – все квартиры и коттеджи вскрыты ключами. Как, кстати, и часть сейфов. А все жены к этим ключам имели прямое отношение.
И, наконец, самое главное – десять из шестнадцати женщин имели некоторое отношение к психиатрам и другим невропатологам. Кто-то из дамочек в молодости лечился по этому делу, кто-то попадался по наркотикам, у кого-то в роду были шизофреники и тому подобные психи.
По остальным шести женам подобной информации не было. Но «Браузер» написал, что это не их заслуга, а его недоработка. Вероятно, они это скрывают, но у всех крыша немного сдвинута.
Чарский выслушал это сообщение очень взволновано. Таня видела, что он несколько раз хотел перебить ее, но деликатно сдерживался.
И наконец, он получил слово.
– Теперь всё ясно, ребята! В этом списке десять женщин. Но тут нет Марианны Кропоткиной. А что ты, Андрей, говорил мне про ее ревность и вздорность?
– Это мне Лиза Мамонова сказала. Я так понял, по словам Эли Кропоткиной, ее мать лечилась недавно у колдуна или мага.
– Так, ребята, уже теплее! А отчего она лечилась.
– Елизавета сказала, что это мания от ревности. Она боится всех женщин, которые приближаются к ее мужу. Нет, это, скорее, фобия! Я прав, Максим Петрович?
