Она не заметила, но очень соскучилась по городу. Здесь она была в своем мире. В деревне – в гостях, а здесь дома.
Подъезд не изменился. Лифт с трудом и со скрипом поднял ее наверх. Дверь в квартиру оказалась открытой. В коридоре – ведра с краской, пачки с плиткой, мешки с цементом…
Сумочки с документами в ее комнате не было. Там вообще ничего не было. Ни кровати, ни шкафа, ни ее любимых свитеров, ни даже куцего фикуса на окне.
Знакомыми оставались только стены. Обои на них были еще со времен первых пятилеток. Во времена освоения космоса хозяева подклеили новые, но не везде, а только там, где не было шкафов и ковров. Последнюю лепту в настенное творчество внесла сама Вера – часть пространства занимали театральные афиши с ее участием и фотографии.
Пять минут Вера стояла в центре своей комнаты как памятник. И голова ее была как из бронзы. В том смысле, что в ней не рождалось ни одной мысли, ни одной эмоции.
Только подойдя к окну и увидев дом, где прошла первая брачная ночь Пушкина и Натали, Верочка начала что-то понимать. А, поняв, заплакала.
Раз за эти недели всех выселили и начали ремонт, значит на нового хозяина оформлена вся квартира. Продано все, включая и ее комнату. Когда, как, кем – это все другие вопросы. Сейчас она даже поставить их не может. Кто будет слушать ее, беспаспортную?
Взгляд Верочки скользнул по фотографиям на стене. Там было множество знакомых, коллег по театру, но почти не было друзей. Не было тех, кто бросил бы все свои дела и стал помогать ей.
Гримерша Оксана – это верная подруга, но она ничего не может. Ни связей, ни напора… Лев Бармин – этот может, но он отрезанный ломоть. Они разошлись напрочь, хотя и не поссорились. Может обратиться к нему? Уж очень повод очевидный.
Только сейчас Верочка поняла Наталью. Поняла, о чем та кричала в звездное небо над деревней Раково. Ей хотелось любви не в смысле фаты и марша Мендельсона, не в смысле ласковых речей и интимных телодвижений. Наташке, как и любой женщине, нужно надежное мужское плечо, нужна забота, опора, каменная стена, за которую можно спрятаться. И этот ее громила, которого издевательски называют Малыш, вот он из такой породы. То-то Наталья на него и запала…
До дома Бармина можно было дойти пешком. Верочка шла, еще не понимая, что идет к нему. Кто он ей? Когда-то она считала Левушку своим мужем. Пусть гражданским, но мужем. А оказалось, это не так. Он даже и женихом не был. Так кем он был? Любовником? Нет, этот термин для замужних женщин применяется… Сожителем? Слишком грубо. Бой френдом? Слишком молодежно. Сексуальным партнером? Вот это ближе всего! Только он не партнер, а халявщик…
Чем ближе она подходила к дому Бармина, тем с большей силой разгоралась утихшая было обида и злость. Страстно захотелось сотворить ему какую-нибудь пакость. Рассорить бы его с этой богатой разлучницей. Расстроить их свадьбу.
С мыслями о гнусной женитьбе Бармина Вера проскочила скверик, за которым начинался его дом.
Подъезд, где жил ее бывший партнер, был окружен сверкающими черными машинами. Но это не ФСБ с обыском. Вокруг дорогих иномарок толпились особи обоего пола, В нарядах, с цветами и многозначительными улыбками.
Совершенно машинально Верочка влилась в эту пеструю толпу. После огородных и прочих деревенских работ в Раково она выглядела белой вороной в группе свадебной элиты. Даже не белой, а какой-то серой и взлохмаченной.
Она не хотела подслушивать, но две дамы неопределенного возраста говорили слишком отчетливо. Не уши же затыкать, в конце концов!
– Лизка опять в своем репертуаре. У нормальных людей жених должен за невестой заезжать, а у этой всё через то самое место. Да еще не ко времени. Будущий муж еще не обут, не одет.
– Нет, Маришка, ты не права. В действиях Елизаветы есть глубокий смысл. Обычно жених берет невесту, а тут она его забирает. Да при этом еще сама его оденет, причешет, платочек чистый в карман положит… Это сигнал на будущую жизнь. Она сразу показала – кто в доме хозяин.
– Возможно, ты и права. Парень на больших деньгах женится. Но противно ждать, пока Лизка своему Льву сопли утирает.
Вера хотела сказать этим фифочкам, что её Левушка совсем не такой. Он благородный, гордый, честный.
Одумалась она быстро. Сначала Верочка вспомнила, что Бармин уже давно не её Левушка. Да и по остальным позициям дамы были правы. Он жадный и мягкотелый предатель. Сволочь он, Лев Бармин!
Решительно войдя в знакомый подъезд, артистка Заботина села в знакомый лифт и поднялась наверх. На площадку со знакомой дверью, которая была полуоткрыта. В любую другую квартиру Верочка не вошла бы без приглашения. Но это почти её семейное гнездышко. Она многократно ночевала здесь и вообще – жила полноценной жизнью.
В коридоре никто не толпился, и в кухне никого не было. Приглушенные голоса слышались только из спальни.
Верочка пошла на звук. Она еще не знала зачем, но пошла.
Крепко скроенная невеста стояла спиной и повязывала Бармину галстук.
До сих пор Верочка только думала, что она переживала чувство ревности. Она ошибалась! Одно дело знать об удачливой сопернице, а другое – видеть, как чужая баба в фате копошится у шеи твоего бывшего любимого! И где? Возле той кровати, на которой он…
Бармин вообще не ожидал увидеть Веру сегодня. Тем более он не ожидал увидеть её с таким лицом. Он отшатнулся и сдавленный галстуком захрипел. В его взгляде отразился ужас, и Елизавете пришлось повернуться к двери.
– Это кто такая? Я тебя, Бармин, спрашиваю! Ты знаешь эту вокзальную шлюху?
– Нет! Не совсем… Пойми, Лизочка, я её знаю, но не в том смысле. Вернее – не до самого конца.
– До какого конца, Бармин? С тобой все ясно… Не дрожите так, милая. Давайте знакомиться. Вы кто такая?
– Я – артистка.
– Так, понятно! Вы Вера?
– Да.
– Вера Злобина?
– Нет. Вера Заботина.
– Это совершенно неважно. Мне о вас следователь говорил. Майор или полковник… А вы действительно встречались с моим женихом?
– Да!
– И в этой спальне вы бывали?
– Да!
– И что вы тут делали?
– Бедная Лиза… Вам рассказать или показать? Левушка, раздевайся. Невеста просит нас продемонстрировать…
Верочка хорошо понимала, что последняя её фраза – хамство чистой воды. Но удержаться она не могла… Она никогда не была базарной бабой. И злой она не была. Она была заботливой, доброй, нежной. Но сейчас она мстила, и это приятно грело душу.
Ей было смешно смотреть, как побледневшая невеста подошла к кровати и развернулась, чтоб поудобней упасть в обморок. Но, раздумав, Елизавета решила вмазать жениху пощечину. Однако, Лев прыгнул и присел так низко, что тяжелая женская рука просвистела над его головой и сшибла высокую хрустальную вазу с белоснежными розами.
