— У него проблемы на работе, — вывалила
простодушная Серафима.
— Это потому, — улыбнулся Воронов, — что он
не усвоил одного правила: вычисление преступников — это чистая математика.
Можно раскрыть преступление, не выходя из комнаты. Нужно только, чтобы были
заданы начальные параметры поиска.
Это был вызов, и Леля попытался от него уклониться. И
отклонился, если бы не назойливая Серафима, которая прошептала:
— Как это делает ваш Кривуля, правда?
— Чушь, — взвился Леля. Обожаемая Симка — Симка,
для которой он всегда делал все возможное и Даже водил в детстве на елку во
Дворец культуры милиции, — сейчас откровенно сдавала его. — Это
сказки, уважаемый Владимир Владимирович.
— Почему же сказки? Все поддается математическому
анализу, — возразил Воронов, а Симка захлопала в ладоши.
— Бред. Изощренными преступления сделала литература. В
обыденной жизни все гораздо проще.
— А в вашем последнем случае? — задал коварный
вопрос Воронов.
— Да, дядя Леня! — поддержала его Симка. — В
твоем последнем случае?!
Теперь они оба загоняли объевшегося «ватсоновских» фирменных
кнедликов-рогликов и потерявшего бдительность Лелю в мышеловку.
— Если вы расскажете мне все обстоятельства
дела, — нанес удар Воронов, — я через несколько дней, а то и раньше
смогу назвать вам имена преступников. Или в крайнем случае составить
приблизительную картину преступления.
— Дядя Леня! — мелко затряслась Серафима. —
Пожалуйста…
— Это составляет служебную тайну.
— Я же не прошу вас называть имена. Мне достаточно
только схемы. И набора вещественных доказательств. Даже психологические
характеристики неважны.
Лицо Серафимы просительно сморщилось, а загеленные волосы
встали дыбом.
— Ну, я прошу тебя… Пожалуйста…
И Леля сдался. Понизив голос до трагического шепота и делая
пропуски на месте имен, он попытался быть максимально объективным. Он рассказал
о Радзивилле; о Литвиновой, найденной мертвой за городом со шприцем под ногами
(на этом месте безжалостная Серафима цинично хмыкнула); об инвалиде Базилевиче
с кубинскими сигаретами-самокрутками и портретом на столе; о несчастном
влюбленном Маркелове (на этом месте сентиментальная Серафима уронила слезинку в
шоколадный пудинг); о кавалерийских усах Радзивиллихи и двух ее пресмыкающихся
(на этом месте брезгливая Серафима поморщилась).
Он не забыл упомянуть о трогательной дружбе
девушек-манекенщиц, о вяжущей крючком Тамаре Александровне Кучеренко, о рыжей
Виолетте Гатти, о неистовой Агнешке Радзивилл и о направлении к наркологу,
которое лежало в сумочке покойной Литвиновой. И о садомазохистском инвентаре Радзивилла.
А потом Леля сосредоточился на уликах: он веером раскинул их перед обалдевшими
слушателями и по просьбе Воронова достаточно подробно описал их: от рубашки
покойного, запонки в багажнике, двух ключей в «бардачке» до обрезанной
фотографии и перочинного ножа, которым предположительно могло быть совершено
убийство. И о письме Литвиновой, отпечатанном на принтере…
И даже о призраке собаки, о «летучем голландце» по имени
Тума он не забыл упомянуть.
И, странное дело, так неохотно начав, он увлекся рассказом,
плотины были прорваны, шлюзы открыты, и, когда история подошла к концу, Леля
вдруг сам пожалел об этом конце.
— Что скажете? — переведя дух, спросил он у
Воронова.
— Блестяще. Идеальная канва.
— И кто же убийца?
— Убийцей был таксист, — вспомнила Симочка старый
анекдот.
— Приблизительно, — неожиданно согласился
Воронов. — Тем более что речь идет не об одном убийстве, а о двух.
— К счастью, убийство было одно. Вы плохо
слушали, — подначил Воронова Леля.
— Дядя Леня! — тут же осадила его Серафима.
— Но самое интересное во всей этой истории даже не
убийца, а свидетели, — заметил Воронов.
— Свидетели?
— Хорошо отлаженный механизм. Отличный струнный
оркестр, и каждый играет свою часть партитуры. — Воронов впал в
философский тон. — Скажите, в вашей практике часто встречалось, чтобы
свидетели так идеально подходили друг другу, так дополняли друг друга, чтобы не
было ни малейшей неточности в показаниях?
— Иногда, — уклонился от прямого ответа Воронов.
— Все дело в свидетелях, дорогой мой детектив. Кто-то
из них должен получить другое имя. И перейти на другую сторону.
Хорошо завуалированная туманная глупость. Леля поморщился. А
Воронов продолжил:
— И зачем оставлять в квартире рубаху? И что с
деньгами?
— Деньги самые настоящие. Были извлечены из сейфа
Радзивилла. Экспертиза нашла на них следы пребывания в сейфе.
— Вы полагаете, она сама взяла их?
— Не знаю. Но не исключаю такой возможности. Я даже
думаю, что это была всего лишь небольшая часть денег.
— Ее хотели надуть, она обиделась и порешила
обидчика? — Воронов улыбнулся.
— Учитывая характер увлечений покойного — все может
быть. Теперь вам достаточно информации? Готовы выстроить схему, не выходя из
комнаты?
— Мне понадобится несколько дней.
— До следующего понедельника успеете? — Леля решил
показать дуре-племяннице всю никчемность дурака-писателя. — Понедельник,
двадцатое.
— Думаю, да. Если не возникнут форсмажорные
обстоятельства.
— Какие же?
— Если вы не найдете преступника раньше меня.
Это вряд ли, подумал Леля, но вслух так ничего и не сказал.
Серафима уже который раз за вечер захлопала в ладоши: прямо
не кабачок, а Мариинский театр какой-то в дни премьеры, ей-богу. Но Симочку
нисколько не смущал мрачный оскал любимого дяди Лени. Она обворожительно улыбнулась
обоим и ангельским голоском произнесла:
— Значит, в следующий понедельник, в три часа, здесь
же. Идет?
— Идет, — поддержал ее Воронов.
Вся оставшаяся церемония не заняла больше десяти минут: Леля
и Воронов совместно заплатили по счету, затем Воронов подписал Серафиме свою
последнюю книгу и поцеловал руку на прощание.
А уже устроившись в такси, Леля обнаружил слезы под узкими
очками племянницы.
— Ну, что случилось, Симка?
— Ты злой, Ленчик, — Серафима называла дядю Леню
Ленчиком лишь в минуты отчаянной и безысходной дерзости. — Ты
отвратительно себя вел. Хорошо, что Воронов благородный человек…
Она открыла книгу и уткнулась в дарственную надпись:
«Великолепной и тонкой Симочке, знатоку мифологии, от скромного автора. С
наилучшими пожеланиями. Рад нашему знакомству. Владимир Воронов».
