— Всего лишь один раз, да и то весьма
поверхностно, — нехотя призналась Гатти. — Мы были членами жюри
одного из конкурсов красоты в девяносто четвертом. У нас разные сферы и разные
точки приложения.
А вот здесь позвольте вам не поверить, уважаемый кусок
пемзы. Насчет разных сфер и разных точек приложения. Радзивилл обожал молодых
манекенщиц, а с вашего конвейера модели сходят, как городские сайки по рублю
девяносто пять штука.
Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге возникла Регина
Бадер с подносом в руках. Кофе, сливки, сахар и два крошечных пирожных, как
апофеоз сдержанного ленча.
— Спасибо, милая, — поблагодарила Регину Гатти, и
девушка, застенчиво улыбнувшись, вышла. — Угощайтесь, господин… Леля.
— Благодарю.
— Забавная у вас фамилия, — все-таки не удержалась
Гатти.
— Самая обыкновенная, — отрезал Леля.
— Неплохой псевдоним для девушки, работающей на
подиуме.
— Вернемся к Литвиновой. — Леля решил не упускать
такой счастливый случай. — Мне нужен ее адрес и телефон.
— Конечно. Пейте кофе, а я пока приготовлю вам все, что
нужно.
Через минуту Леля уже записывал координаты Литвиновой, а еще
через три минуты допил свой кофе. Беседа исчерпана, статисты свободны.
— Вы говорили о том, что Радзивилл и Литвинова были
знакомы? — не удержалась Гатти.
— Есть некоторые основания так полагать. Вы же не
станете носить в бумажнике фотографию незнакомого человека…
— Пожалуй, нет.
Отставив кофе, Гатти заходила по комнате.
— Господи, только этого не хватало. В прошлом году
Марина с двумя несчастными граммами героина. Теперь фотография Литвиновой в
бумажнике убитого. Вы мне так всю клиентуру распугаете. А у меня еще и школа
манекенщиц…
— Да не волнуйтесь вы так, Виолетта Сергеевна.
Фотография — еще не криминал. Мало ли как она могла там оказаться…
— Да, я понимаю. Держите меня в курсе, господин Леля.
Что-что, а держать в курсе мы тебя будем. Ничего не утаим.
— И вы тоже. Если Литвинова счастливым образом
объявится.
— Непременно.
Гатти поднялась, давая понять, что аудиенция закончена. И
Леля самым неожиданным для себя образом впал в минор. Сейчас он уйдет, и у него
не будет больше повода столкнуться лицом к лицу с Региной Бадер и ее
прирученным шрамом.
— Говорят, вы вдрызг разругались с Ксенией
Никольской? — цепляясь зубами за последнюю возможность остаться здесь хоть
на минуту, сказал Леля.
— Вам и это известно?
— Дошли слухи.
— Думаю, это не должно волновать правоохранительные
органы. — Он все-таки сумел подгадить директрисе настроение. — Это,
так сказать, цеховые разборки. Всего доброго, господин Леля.
— Всего хорошего. Приятно было с вами познакомиться,
Виолетта Сергеевна. Искренне надеюсь больше не встречаться с вами. По такому
прискорбному поводу…
— Я тоже, — Виолетта протянула Леле руку.
И тут произошло нечто странное: альковная обстановка
«Калипсо» сыграла с Лелей злую шутку. Он неловко согнулся в полупоклоне и
попытался поцеловать Гатти руку. Директриса, не ожидавшая от милицейской ищейки
такой галантности, оказалась совершенно не готовой к этому. И протянутая для
делового пожатия рука больно стукнула Лелю по носу.
Общая неловкость длилась несколько секунд и была прервана
тихим смехом. Смеялась Регина Бадер, невесть как оказавшаяся за их спинами.
— Простите, — процедила Гатти, и смех тотчас же
прекратился.
— Это вы меня простите…
Но было уже поздно. Из носа Лели потекла тоненькая струйка
крови. Нос всегда был его слабым местом. Он несколько раз подводил старшего
следователя в ответственных ситуациях. Вот и теперь: перед ним стояла Гатти, за
его спиной смеялась Бадер, а по подбородку текла унизительная светлая кровь.
— Боже мой, у вас кровь! — бесцветным голосом
сказала Виолетта.
— Ничего. Это сейчас пройдет…
— Мне так неловко.
— Да все в порядке.
— Сейчас. Регина, помоги, пожалуйста…. Смочи
какую-нибудь ткань… Смочи платок…
С той же покорностью Бадер выскользнула из кабинета, а Гатти
усадила беспомощного Леонида Петровича в кресло.
— Поднимите голову, — тоном, не терпящим
возражений, приказала она.
— Ничего-ничего.
— Поднимите… Вы запачкали пиджак.
— Ничего.
В кабинет вернулась Регина, держа в руках мокрый платок.
— Клади ему на переносицу, — скомандовала Гатти.
Мягкие пальцы Бадер коснулись Лелиного лба: прикосновение
длилось всего несколько мгновений, но у следователя заломило в висках. Он готов
был умереть от потери крови, только бы ощущать на коже тепло ее рук.
— Вот так, — удовлетворенно заметила Гатти. —
Через несколько минут все пройдет.
Но проклятый нос и здесь подвел Лелю: кровотечение
прекратилось так же внезапно, как и началось. Симулировать его дальше не
представлялось возможным.
— Еще несколько вопросов, если вы позволите, — не
опуская запрокинутой головы, сказал Леля.
— Я у вас в долгу. Спрашивайте.
— Как долго работала у вас Литвинова?
— Лет пять.
— А как она у вас появилась? Гатти села в кресло против
следователя и задумалась.
— Ну, как появляются девушки. Существует школа
манекенщиц, существует кастинг. Мне она сразу понравилась. В ней было что-то
необычное, какая-то трагическая тайна. И я не ошиблась… Она оказалась сиротой,
приехала в Петербург откуда-то из Мурманской области. Знаете, что она мне
заявила при нашей первой встрече?
— Что?
— Она сказала: «Если вы не возьмете меня в агентство, я
пойду на панель». Вот так. А девушке было всего девятнадцать…
— Завидная целеустремленность, — только и смог
выговорить Леля.
— И склонность к шантажу, добавлю я.
— Вы поддались?
— А что мне оставалось делать? Тем более что у нее были
великолепные данные. Этакая стервинка, червоточинка в нутре. А такие вещи
ценятся даже больше, чем безупречность формы. Правда, теперь я склоняюсь к
мысли, что лучше бы ей было отправиться на панель. Уж там бы она была на месте.
— Лестная характеристика.
— Что поделать. Ну как, вам лучше?
— Да, спасибо.
Злоупотреблять вниманием гостеприимной хозяйки «Калипсо»
Леле не хотелось. Он поднялся, воровато сунул мокрый платок Регины Бадер в
карман и — теперь уже без всяких задних мыслей — пожал протянутую руку Гатти.
