Она покорно открыла несколько последних писем Грима.
«Ответь, черт возьми, иначе я буду думать, что тебя уже нет
в живых!»
«Почему молчишь? Что с Барсом?»
«Кто вы?»
«Хорошо. Сегодня вечером в 19.13. Проспект Металлистов, 113,
квартира 3. Дверь будет открыта. Конец связи».
— Что скажете? — спросила она у Воронова, когда
чтение писем было закончено.
— Откуда этот вопрос — «кто вы»? Он что, сразу же начал
активно вами интересоваться? Или вы сразу выложили ему то, чего не сказали мне?
В голосе Воронова вдруг послышались ревнивые нотки.
— Нет… Когда он прислал первые два письма, я решила
ответить. И послала письмо. Очень обтекаемое. Назначила ему встречу у сфинксов
напротив академии. В никого не ущемляющее время — 19.13.
— 19.13. Соригинальничали? — Воронов просчитывал
ее моментально.
— Мне показалось… 19, 13 — вполне в стиле этой
квартиры.
— И что дальше?
— Дальше? Он прислал сообщение «Кто вы?». Воронов
издали недоверчиво взглянул на монитор.
— Ну, не знаю…. Скорее всего он просто не мог приехать.
— Он мог перенести свидание на более позднее время.
— Это не то. Он не мог приехать в принципе. Об этом
знала хозяйка квартиры, но не знали вы. Потому-то он и решил, что в почту залез
чужой.
— Что значит — не мог приехать в принципе?
— Ну, разные бывают обстоятельства… Ноги переломал,
когда падал с третьего этажа вместе с фрагментом водосточной трубы. Или с
детства прикован к коляске. Мало ли какие варианты существуют. Но он все-таки
согласился встретиться. Что вы ему написали?
— Написала, что необходимо срочно увидеться и что это
касается Дарьи. Ее исчезновения.
— И он согласился. Да, он согласился. И написал, что
дверь будет открыта. Скорее всего ему трудно передвигаться… Он согласился на
встречу, а вы не поехали.
— Я совсем забыла об этом.
— Плохо. Что еще есть в этой машине? — Воронов
осторожно постучал по компьютеру.
— Я не знаю. Я открывала только почту.
— Ловко вы меня обставили. Мне бы с самого начала
сообразить, что не может такая, извините, усредненная женщина так складно вести
сюжет да еще и находиться на шаг впереди меня.
— Нет. Это вы находились на шаг впереди меня. — В
любое другое время Наталья возмутилась бы такому откровенному нигилизму,
запустила бы в голову шовиниста Воронова его любимым пресс-папье, но сейчас
выбора у нее не было. Покорность, глуповатое любопытство и мелкая лесть — вот
ее единственное табельное оружие…
Но применять табельное оружие не понадобилось — Воронов
пропустил ее замечание мимо ушей.
— Это все, что вы обнаружили?
— Еще вещи… Разные. Ее. Хозяйки.
— Ну это понятно, — Воронов презрительно
ощерился. — Демонстрировали дорогие шмотки дружкам и подружкам. Выдавали
за свои. Усредненная женщина. Я был прав.
Конечно, конечно, все, что вы скажете, Владимир
Владимирович. Но сейчас вы должны мне помочь. Новая и совершенно неожиданная
мысль пришла Наталье в голову. Воронов — вот кто может ей помочь: Кто может
подтвердить…
— Значит, вы говорите, что за домом наблюдают?
— Да. Сначала он поднялся в квартиру. Назвал имя
хозяйки. Пытался показать мне удостоверение. Его машина до сих пор напротив
подъезда. Вы же видели…
— А это кто? — Воронов неожиданно заинтересовался
фотографиями возле компьютера. Три грации на одном снимке (Дарья и две девушки)
и три грации на другом (Дарья, Тума и Денис).
— Не знаю. Видимо, подруги. А на другом снимке — ее
молодой человек.
— С которым вы виделись?
— Да.
— В жизни он выглядит не так самодовольно-глупо?
— Не так.
— Жаль, — Воронов выпотрошил рамки и перевернул
фотографии. — Так. "Ксюха, Бадер-Бадер, я. «Калипсо». А вот и второй:
«Вечер в „Автопилоте“. Декабрь». Что такое «Калипсо»?
— Не знаю. Может быть, какой-нибудь ресторан?
— Да нет, не ресторан, судя по интерьеру… — Еще раз
внимательно осмотрев фотографии, Воронов снова сунул их в рамки. И аккуратно
протер все поверхности рукавом рубашки.
— Вы, я смотрю, тоже не горите желанием оставлять здесь
свои отпечатки, — не удержалась Наталья.
Воронов ничего не ответил. Он еще раз внимательно осмотрел
комнату и втянул ноздрями воздух.
— Где вы нашли чемодан?
— Под кроватью.
— А все эти бумажки — документы, доллары, билеты?
— В рюкзаке.
— Положите все на свои места.
— Но, может быть…
— Думаю, ничего интересного здесь больше нет, —
вынес свой вердикт Воронов и двинулся к выходу.
— А я? — растерянно спросила Наталья. — Как
же я?
Она с трудом подавила желание уцепиться за худой локоть
Воронова, как за соломинку. Еще несколько секунд назад она чувствовала себя в
относительной безопасности, она поделила весь груз своей ответственности с
другим человеком. Человеком, который проявил к этой истории явную
заинтересованность. Но эта заинтересованность оказалась сиюминутной. Очевидно,
Воронов не нашел в этих вещах ничего, что хоть как-то могло двинуть сюжет. Или
его история должна развиваться совсем по другим правилам. И придуманные им
улики будут куда более весомыми, а их расположение в пространстве — более
прихотливым.
— Вы же собирались сдаться на милость
победителя, — равнодушно заметил Воронов. — Выйти с белым флагом и
капитулировать.
— Нет… Они подумают, что я причастна…
— И что вы предлагаете?
— Владимир Владимирович! Я понимаю, что это звучит
глупо… Но, может быть, вы позволите мне переночевать у вас?
— У меня?
— Ну да… Хотя бы на коврике в прихожей… Ну, не вечно же
он будет торчать у подъезда. Я переночую и завтра же уеду… И вы никогда меня не
увидите. И никто меня не увидит… Я обещаю объезжать Васильевский десятой
дорогой…
— Уж сделайте одолжение.
— Ночь, Владимир Владимирович… Всего лишь несколько
часов. Я не хочу больше оставаться в этой квартире.
— Из-за одной жалкой машины у подъезда?
— А вдруг она не одна?
На лице Воронова отразилась борьба чувств: презрительный рот
и сдвинутые брови были против столь эксцентричного предложения эксцентричной
женщины. А вот скулы и безвольный колеблющийся подбородок явно сочувствовали. И
Наталья решилась на запрещенный прием.
