— Положи вешдок на место, клоун! — прикрикнул
Леля.
— Да ладно тебе… Только вот девчонка здесь при чем?
Влезла ширнуться к мертвому возлюбленному и сама коньки отбросила? И кого я
тогда пас вчера вечером возле ее подъезда?
— Не понял…
— У нее в квартире свет горит и собака лает. Но никто
мне так и не открыл. А если собака лает, значит, хозяева недалеко. Правильно?
До Лели все еще не доходил смысл слов, произнесенных
Гусаловым.
— Ты о чем?
— О том, что, когда я вчера приехал на квартиру
Литвиновой, у нее за дверью лаяла собака. А как она может лаять, если хозяйка
восемь дней как мертва?
— Какая собака? — удивился Леля и бросил взгляд на
Регину. — У нее была собака?
— Я не знаю, — Бадер пожала плечами. — Во
всяком случае, еще в прошлом году, когда мы виделись в последний раз, собаки у
нее не было.
— Ладно, сделаем так. Оставляем здесь ребят и едем к
Литвиновой. А по ходу заскочим в управление и возьмем ордер. Какая все-таки
может быть собака, Саня?
— Пока не знаю. Зато, товарищ командир, мною точно
установлено, что в подъезде живут ризеншнау-цер, королевский пудель и две
таксы. И их хозяева — вполне добропорядочные люди… А собака за дверью лаяла…
Это точно.
Они прибыли на Большой проспект уже к вечеру. С санкцией и
радзивилловскими ключами, которые все это время лежали в сейфе Лели. Леля
прихватил ключи с дальним умыслом. Если его версия верна, то второй ключ с
кольца Радзивилла подойдет.
А Регина — неожиданно для него — вызвалась быть понятой.
Странное желание для фотомодели. Но Леля готов был выполнять
любые ее желания. Даже самые странные. Единственное неудобство — присутствие
Бадер в самой гуще следственной группы. Мужички будут ходить вокруг нее
кругами, предлагать коньяк из набора вешдоков и наперебой учить девушку снимать
отпечатки пальцев.
…За дверью квартиры № 48 царила мертвая тишина. Такая
мертвая, что оживить ее могут только варварски прекрасные губы Регины, с их еще
не до конца изученной географией, прихотливым рельефом и целым табуном желаний,
готовых вырваться на свободу.
Леля даже затряс головой, чтобы избавиться от этих
крамольных мыслей, и сунул ключ в замок.
Ключ подошел идеально, но Леля не торопился повернуть его.
Именно в это время на лестнице появился Саня Гусалов вместе
со странной личностью в старых джинсах, потертой клетчатой рубашке и жилетке с
многочисленными карманами. На бледном лице обладателя жилетки сверкали оспинки,
а подбородок украшали пучки жалкой китайской растительности.
— Вот, привел понятого, — Саня кивнул на
псевдокитайца. — Сосед с пятого этажа.
Сосед с пятого этажа шмыгнул носом и поморщился.
А Саня успел сообщить Леле, что в квартирах 47 и 46 временно
никто не живет — хозяева одной из них выставили квартиру на продажу, а хозяин
второй пропал без вести три месяца назад.Веселенькая подобралась компания на
этаже, ничего не скажешь. Одно к одному.
— А что Литвинова?
— Купила эту квартиру и вселилась около двух месяцев
назад.
— Богатая девушка… Ну, и где твоя собака? —
спросил у Гусалова Леля. — За дверью тихо, как в гробу. Никаких движений.
Известие о собаке несколько расстроило Саню, но он не
потерял присутствия духа.
— Может, она там с голоду подохла? — предположил
он.
— А был ли вообще мальчик? — добродушно спросил
Леля. — Был ли кобелек? Или там сучка за дверью?
— Ты меня что, за дурака держишь? — тихо
возмутился Гусалов. — Хочешь сказать, что зря я тут мерз всю ночь, вареной
колбасой давился?
— И бензин за твой счет. Учти…
Обыск длился уже два часа, хотя все основные улики были
найдены сразу. Впрочем, их даже искать не пришлось. Из-под кровати в спальне
был извлечен «дипломат» с окровавленной рубашкой, а в гостиной в рюкзаке были
найдены билет во Францию на имя Радзивилла, билет в Мурманск на имя Литвиновой,
паспорта обоих — один общегражданский, другой заграничный, небольшая записная
книжка с обложкой из рыжей кожи, проспекты каких-то отелей, сотовый телефон и
большая сумма в иностранной валюте.
Эксперт Курбский, отец и дед, патриарх многочисленного
семейства, извлек эту пачку из рюкзака дрожащими руками.
Собаки в квартире не оказалось, но ее бойцовый дух витал
повсюду: у окна стояли две пустые миски, в кухонном шкафу — два больших пакета
с кормом, а в одном из отделений секретера вместе с паспортами на
аудиовидеотехнику оказались и документы на собаку породы доберман.
Гипотетическая собака была потомком разветвленного и почетного рода, ведущего
свое начало от Герхильды фон Тюринген из питомника Фридриха Луиса Доберманна в
Апольде, и обладала такими сногсшибательными характеристиками, что ее можно
было отправлять в космос. На сертификате карандашом было нацарапано: «Нестор
Иванович, Ная…» Далее следовал телефон.
Отсутствие собаки произвело на Гусалова самое тягостное
впечатление. Он вышагивал за Лелей, скалил редкие зубы и причитал:
— Ну, я же не сумасшедший, Петрович. Когда я подходил к
двери — собака там была.
— Ты не сумасшедший, ты дурак, — с легким сердцем
сказал следователь. — Стоило морозить задницу целую ночь, чтобы выпустить
собаку из закрытой квартиры. Ну не улетела же она на вертолете береговой охраны
США, правда?
— Кто ее знает… Во всяком случае, из подъезда еще ни
один доберман не вышел. Может, его в другую квартиру увели, а? Почуяли неладное
— и увели!
— Будешь прозванивать каждую? Или мне взять ордера на
осмотр помещений? Или установить здесь круглосуточный пост? Если собака и
сидела, то ее, возможно, вывели. Когда ты ел свою вареную колбасу. Или по малой
нужде отходил… Вот что, Саня, раз ты у нас такой собачник, займись-ка телефоном
этого Нестора Ивановича.
— Отсылаешь? — Гусалов проницательно сощурил глаза
и скосил их в сторону чинно сидевшей на краешке кресла Регины Бадер. —
Конкуренции боишься? А по манекенщицам скакать не боишься?
— С ума сошел? — вспыхнул Леля.
— Да ладно тебе. Я же вижу все… До чего у дамочек
иногда извращенный вкус бывает — просто диву даюсь! На ментов западают,
бедняжки. А может, она слепая?
— Заткнись, — прошипел Леля. — И марш к Нестору
Ивановичу.
— Подчиняюсь грубой силе…
Спустя час в коробке из-под сапог на самом дне шкафа были
найдены несколько пакетиков героина, а один из ящиков в кухонной стенке
оказался забит одноразовыми шприцами. Леля прошелся по комнате и взял со стола
фотографию — что-то подобное он ожидал увидеть: Никольская, Регина и покойная
Дарья Литвинова, память о девичьей дружбе, заправленная в сентиментальную
дубовую рамку. Отличный повод, чтобы подойти к Регине, не вызывая
подозрительной зависти окружающих.