Большую часть гонораров Воронов тратил на новейшие
медицинские препараты и фармакотерапевтические справочники. И на свое последнее
увлечение — атласы редких и экзотических болезней. Эта нервная, беспокоящая,
как стригущий лишай, страсть к атласам началась еще в прошлом году, за неделю до
его первой зарубежной поездки — в Египет. Энергичному Марго-лису удалось выйти
на египетских издателей, и Воронов был приглашен в Каир для заключения
договора. Билеты на самолет были куплены, гостиница заказана, проживание
оплачено… И надо же было такому случиться, что именно в этот радужный момент
всеобщего мира и согласия Воронову попалась на глаза подметная статейка из
«Аргументов и фактов» — «ОТДОХНУЛ? ТЕПЕРЬ ВСЮ ЖИЗНЬ ЛЕЧИСЬ!». Статейка
произвела на Воронова неизгладимое впечатление. Всю ночь. ему мерещились
скопища малярийных комаров в носоглотке и личинки мухи цеце в области среднего
уха. Ощущения были такими непередаваемо яркими, что Воронов едва дождался утра.
Утром он позвонил Марголису.
— Я никуда не еду, Семен, — сообщил Воронов своему
агенту.
— В смысле? — Спросонья Марголис соображал туго.
— Если я отправлюсь в Египет, то живым оттуда не
вернусь. — Воронов, художественно подвывая, зачитал Марголису статью.
Когда он закончил чтение, на другом конце провода воцарилась
гробовая тишина.
— Ну? — Воронов даже подул в трубку, чтобы
убедиться, что их не разъединили. Их не разъединили.
— Даже не знаю, что мне делать: смеяться или
плакать, — выдохнул Марголис и разразился потоком самого отборного
площадного мата. — Ты понял меня, идиот?!
— Можешь говорить что угодно, — тихо заметил
Воронов. — Я и с места не двинусь.
Через полчаса Марголис ломился в двери вороновской квартиры,
бессильно угрожая ОМОНом, СОБРом и психиатрической лечебницей. К вечеру,
измотанный неприступностью Воронова, он изменил тактику. Никаких матов, никаких
угроз, доброта и кротость агнца на заклании. Голос агнца был таким смиренным, а
интонации — такими умиротворяющими, что Воронов дрогнул. И открыл двери.
Агнец Марголис пришел не один. Он привел с собой трех цветущего
вида козочек. Козочки были отрекомендованы Воронову давними приятельницами
литагента — Викой, Никой и Гелей. При этом по странному стечению обстоятельств
Ника и Вика оказались владелицами турфирм, а Геля — врачом-эпидемиологом Весь
вечер дамы (под ирландский ликер «Старый Дублин» и «Дом Периньон» урожая 1956
года) втолковывали упрямцу о полной безопасности Египта, демонстрировали
щиколотки, украшенные хольхаль, и сувенирные свитки папирусов с изображением
бога Ра. Ближе к полуночи в ход пошел танец живота. Но Воронов, весь вечер
лакавший боржоми, на танец живота не клюнул. Не клюнул он и на лекцию
эпидемиолога Гели о полной стерильности долины Нила и окрестностей.
— Вы, конечно, можете мне не поверить, Владимир
Владимирович, но самое страшное, что может ждать вас в Египте, — это
кухня. Если вы, конечно, предпочитаете бессолевую диету и неострую пищу. И все.
Никаких вредных насекомых, разве что нищие в историческом центре, да и то они в
это время года предпочитают отсыпаться…
— Ну да. И вся вода там — святая, — иронически
хмыкнул Воронов. — А как насчет геморрагической лихорадки Эбола?
Удивительное дело, но «дипломированный эпидемиолог» к такому
простейшему вопросу оказалась не готова. А вполне невинное определение
«геморрагическая» заставило ее покраснеть. Воронов отнес это на счет
ирландского ликера «Старый Дублин» и вызвал Семена на кухню: переговорить.
— Кого ты мне привел?
— Какого черта, Володенька! Это мои старые подруги, еще
институтские…
— Ты же никогда не учился в институте. — В жизни
Воронова было слишком мало людей, чтобы не помнить их биографии.
— Умолчал. Скрыл. Выгнали с третьего курса за
аморалку, — Марголис даже не подумал капитулировать. — Собирай
чемодан и не дури. Девочки — специалистки, им вполне можно доверять…
— В каком стриптиз-клубе ты нашел этих специалисток?
Последняя, неосмотрительно брошенная реплика заставила
Марголиса взорваться.
— Помолчал бы ты, последний девственник заповедника
«Горный Алтай»! Как ты вообще можешь рассуждать о стриптиз-клубах? У тебя даже
трехрублевой вокзальной шлюхи не ночевало!..
Это была чистая правда.
В декабре Воронову стукнуло тридцать шесть, но его знание
прекрасного пола ограничивалось бунинскими «Темными аллеями» и книжицей Карен
Хорни «Женская психология». Впрочем, дальше первой главы — «О происхождении
комплекса кастрации у женщин» — Воронов не пошел. Названия всех последующих
глав пугали его так же, как и сами женщины. Это был застарелый мальчишеский
страх — страх щуплого прыщавого подростка перед существами высшего порядка. Все
свое детство — в перерывах между болезнями и клиниками — Воронов провел за
благополучным и вполне добропорядочным собиранием марок. Он никогда не
подглядывал за девочками в школьной раздевалке, никогда не занимался онанизмом,
а первая поллюция спровоцировала у него экзему на нервной почве. Чтобы избежать
гормональных трудностей и излишних эмоциональных переживаний, Воронов
переключился на научно-популярную литературу, где не было места любовным
страстям и войне полов. Впрочем, его роман с естествознанием продолжался недолго:
до того знаменательного дня, когда Воронов прочел фундаментальный труд о
каракуртах. И о коварной женской половине каракуртов — «черных вдовах». «Черные
вдовы» сжирали самцов сразу же после оплодотворения, и это произвело на юного
Воронова неизгладимое впечатление. А первый (и единственный!) роман в возрасте
двадцати одного года не закончился ничем — после того, как Воронов узнал, что
его возлюбленная и потенциальная невеста уже успела побывать замужем и
овдоветь.
С тех пор в близких знакомых у Воронова числились только три
женщины: редактор Ольга Рябчикова, корректор Зинуля и дама бальзаковского
возраста, ежемесячно снимающая в вороновской квартире показания счетчика. Даже
когда он начал писать книги и — совершенно неожиданно для себя — стал популярным
беллетристом, даже тогда его отношения с женщинами не претерпели кардинальных
изменений. Формула «успех всегда сексуален» в вороновском случае не сработала.
Воронов панически боялся интервью (источник воздушно-капельных инфекций),
пресс-конференций
(источник сквозняков) и приглашений на телевидение (источник
вредных электромагнитных излучений). По этой же причине он игнорировал
компьютер и до сих пор ваял все свои романы на стареньком «Ундервуде»,
купленном в комиссионке за смешные деньги. Старания сердобольного Марголиса
найти ему подходящую бабенку на какой-нибудь высокохудожественной вечеринке ни
к чему не привели: вечеринки Воронов стойко игнорировал.
Все это привело к тому, что безобидный и вяло бредущий по
жизни Воронов приобрел в литературном мире репутацию сноба, хама и
беллетриста-террориста. Его обожали читатели, снисходительно похваливали
критики и ненавидели собратья по перу. О Воронове ходили самые невероятные
слухи: ему приписывали недвижимость во Флориде, роман с американской актрисой
Вупи Голдберг, внебрачного ребенка от польской певицы Марыли Радович, целый
автопарк раритетных «Роллс-Ройсов» и членство в тамбовской преступной
группировке. Одна из многочисленных статей о Воронове называлась
«Писатель-фантом». И это тоже было правдой.
