— Он приглашен на обед. Вернее, сам пригласил.
— Кого?
— Одну шестнадцатилетнюю девушку. Очень для него
важную.
— А вы выступаете в роли сводни? Не пугайте меня…
Несовершеннолетняя… Он что, решил пойти вразнос?
— В некотором роде. Дело в том, что…
Закончить тираду Наталья не успела: в проеме кухонной двери
появился Воронов в костюме, белой рубахе и туфлях с развязанными шнурками. В
руках он Держал галстук сдержанного серого цвета. Шея Воронова, сдавленная
рубашкой, угрожающе покраснела, а воротник сбился.
— Ну, как? — спросил Воронов.
— Хуже не бывает, — честно призналась
Наталья. — Сразу видно, что никуда дальше Кунсткамеры вы не выезжали. И
последний раз были на людях на утреннике в детском саду.
— Может быть, кто-нибудь завяжет мне галстук?
— Галстук только испортит дело. Будет болтаться на шее,
как удавка, — резонно заметила Наталья.
— А почему бы и нет? — воспользовавшись моментом,
Марголис отхлебнул из бутылки. — Пусть болтается… Как раз в духе
прославленного мастера детективов. Есть в этом что-то такое… хичкоковское.
— А запасной вариант приготовили? Демократичный?
— Конечно. Действовал строго по инструкциям. Только вот
исландского пуловера не оказалось. Пришлось довольствоваться английским
свитером.
— Переодевайтесь, Владимир Владимирович. Может быть,
хоть здесь нам повезет.
Воронов скрипнул зубами, но все же подчинился и поплелся
обратно в спальню.
— Вы делаете чудеса, дорогая моя, — одобрил
действия Натальи Марголис, как только нескладный силуэт Воронова исчез в
глубине квартиры.
— Вы полагаете?
— Да это же невооруженным глазом видно! И писать он
стал лучше. Появилась такая, знаете ли, кровавая сумасшедшинка в подборе слов.
Меня, как агента, это радует. И вообще радует, что вы появились в его жизни.
Надеюсь проводить вас обоих к алтарю, — подмигнул Марголис, а Наталья
неожиданно для самой себя покраснела.
— Не говорите глупостей, Семен Борисович! Это же
инсинуации. Ложь чистой воды.
— Ложь, которая достойна быть правдой, моя дорогая… —
многозначительно прошептал Марголис.
Наталья ничего не ответила на этот спонтанный афоризм, а
лишь вцепилась глазами в запястье литагента.
— Простите, Семен Борисович, это у вас серебряный
браслет?
14 февраля
Леля
…О, как Леля не знал своей племянницы Серафимы! Он понял всю
глубину своей неосведомленности сразу, как только заехал за ней, чтобы
сопровождать на встречу с Вороновым.
Первой на звонок вышла мать Симочки, а его старшая и
единственная сестра Елена, еще восемнадцать лет назад удачно перескочившая с
фамилии Леля на фамилию Алабина-Митницкая.
— Дитя готово? — спросил Леля у Елены, как только
она открыла дверь.
— Не знаю. Уже три часа никого к себе в комнату не
пускает. А до этого истерики устраивала, что мы, мол, с отцом неудачники и не
смогли обеспечить ей достойное существование. Мои ботинки английские забрала и
галстук у отца выманила. Который он в Пловдиве купил. Уводи уж ее быстрее,
Ленчик!
— Разберемся, — бросил на ходу Леля и направился в
комнату племянницы.
И осторожно постучал в запертую дверь.
— Симка! Выходи, время!
— Это ты, дядя Леня?
— Ну конечно. Или ты хочешь, чтобы мы опоздали?
Опаздывать Серафима не хотела, и ключ в замке немедленно
повернулся.
То, что предстало перед глазами Лели, лишь отдаленно
напоминало собственную племянницу, которую он обожал, холил и таскал на руках
еще с пеленок.
Во-первых, она кардинально изменила прическу. Спокойные
длинные волосы, которые выращивались с десятилетнего возраста, были заменены на
экстремальную стрижку. Сима вылила на зачесанные остатки шевелюры не одну банку
геля, и теперь голова ее тускло блестела, как панцирь броненосца.
Субтильное тело племянницы было воткнуто в костюм-тройку, а
на шее свободно болтался отцовский галстук, купленный в Пловдиве. Благородные
платья с мягким силуэтом, которые до последнего дня обожала племянница, были
забыты напрочь. Так же как и золотой принцип минимализма в косметике. Темная
помада, темные тени и демоническая мушка над верхней губой, над которой
Серафима трудилась, очевидно, не один час.
— Ну, ты даешь! — только и смог выговорить Леля.
— А что? Комбинированный стиль. Синтез Джин Сиберг и
фильма «Матрица», — дерзко ответила продвинутая Серафима. — Женщина
должна быть вамп, иначе ее сомнут более удачливые соперницы.
— К такому прикиду нужны еще черные очки. И пистолет
«беретта». И тогда ты точно прокапаешь под агента ФБР.
— Очки есть, — высокомерно сказала племянница и
пристроила на лице узкие солнцезащитные очки. — А пистолет я у тебя
одолжу.
— Я следователь, Симка. И пистолетов не ношу. Во всяком
случае, не так часто, как хотелось бы…
— Жаль. Ну, как я тебе?
Бедняжка, видела бы ты этого горе-писателя, вся
привлекательность которого сводится к намеку на куцую китайскую бороденку!
Такому человеку нужно на овощехранилище картошку перебирать, а не кружить
головы молодым девушкам. Но вслух этого Леля так и не произнес. Ты еще успеешь
разочароваться, Серафима Алабина — Митницкая!
— Ты не ответил! — Серафима приподняла очки и
посмотрела на дядю в упор. — Как я тебе?
— Лучше не бывает. Поехали.
— Надеюсь, ты возьмешь машину?
— Куда ж я денусь…
Встреча была назначена на три, все в том же «Докторе
Ватсоне».
Когда Леля и Симочка вошли в зал, Воронов уже сидел там за
самым безопасным и скрытым от глаз столиком. Племянница сразу ухватилась за
дядин локоть и прошептала пересохшими губами:
— Я боюсь.
— Я с тобой…
— Ты не понимаешь… Ты — это ты. Тебя я сто лет знаю. А
он — живой Воронов. И я сейчас с ним познакомлюсь. У меня от этого просто крыша
едет!
Поберегла бы ты ее для более приличных парней, моя дорогая!
Нужно сказать, что жалкий писателишко тоже подготовился к
встрече. Во всяком случае, Леля сразу же заметил благородные перемены в лучшую
сторону. Он довольно удачно постригся, выбрил подбородок, а затрапезную
ковбойку сменил на шикарный свитер. К тому же на руке у Воронова болтался
серебряный браслет, что дополняло образ богемного писателя.
«Вполне-вполне, — со злостью подумал Леля, — даже
твоя некрасивость вдруг стала выглядеть стильной. Такой же стильной, как
знаменитый семейный галстук из Пловдива». Не хватало еще, чтобы этот хмырь
вскружил голову его единственной племяннице.
