Еще через две минуты Кузькин открыл ящик, в котором была коробочка с двойным дном. А в ней золотой ключик от стальной двери…
Они ворвались в пустой кабинет… Первым делом Потемкин нырнул в маленький сейф. Голова вошла полностью! И даже уши не задевали за стенки. Раз так, то и корона могла здесь поместиться.
– Ты знаешь, Кузькин, почему пуст этот сейф?
– Думаю, что ваш приятель выгреб отсюда деньги и убежал… Но вы начальство – вам виднее.
– Верно! Здесь была корона.
– Так она бы здесь не поместилась.
– Поместилась бы! Я, Кузькин, сам проверял… Поместилась бы, но если без коробки из-под киевского торта.
Они выбежали на балкон и довольно быстро нашли место, где пожарная лестница. Отсюда был виден проходной дворик и серая девятка, которая тронулась и поехала не туда, где у входа стоял Хилькевич. Ирина двинулась совсем в другую сторону… Почему бы это?
Первым опомнился Кузькин.
– У вас, товарищ полковник, казенный мобильник, а у меня личный. Вы дайте свой – я Ирине позвоню.
– Держи… Чтоб служебные телефоны получать, надо до полковника дослужиться.
Лев набрал номер… Багрова долго молчала, а потом заговорила мужским голосом:
– Это ты, Петя. А я с твоей женой в Крым решил прокатиться.
– Я не совсем Петя… Полковник Потемкин рядом. Мы тут не очень поняли, куда это Ирина поехала?
– Я же сказал, что к морю… Ты передай полковнику, что не надо дергаться. Для здоровья опасно. У меня оба ствола на взводе.
Разговор прервался… Кузькин отдал трубку и отошел в полной задумчивости.
Не было сомнений, что это Пугин, а Багрова в его руках. Можно начать суетиться, можно объявить какой-нибудь план «Перехват»… Но вот тут возникал вопрос, покруче, чем у того Гамлета. И правда – ловить ли сейчас Пугина?.. Ловить или не ловить? Вот в чем вопрос. Что благородней – потерять корону иль рисковать Ириной в самом деле?
– Я что думаю, Петр Петрович. Ведь у нашего Муромцева зверская интуиция. Если он уехал в Дюкино, то и Пугин туда поедет. Значит и нам надо туда.
– А где Ирина? Ты с кем сейчас по сотовому разговаривал?
– Я говорил с вашим Константином.
– С Пугиным?
– С ним… Странный какой-то. Говорит, что он с вашей женой едет в Крым.
– Не повторяй ерунду, Кузькин! Моя жена – она там, где надо! А этот придурок сочиняет всякую чушь. И не надо петь под его дудку… Как попугай, честное слово!
– А еще Пугин просил вам передать, что не надо дергаться. Мол, нервничать – вредно для здоровья… Поехали, Петр Петрович, в Дюкино. Внизу захватим Хилькевича, а по дороге ОМОН вызовем… Но почему этот гад о вашей жене упомянул? Никак не пойму. Загадка века!
35
Петухов в деревне совсем не было слышно… Или Муромцев проспал?.. Он взглянул на часы – было больше десяти. По здешним меркам это почти середина дня.
А вставать совсем не хотелось… Он лежал в отдельной комнате. Скорее – в каморке чуть больше вагонного купе. Вместо двери – проем с занавеской, которая была закрыта только наполовину. Паша не сомневался, что хозяйка сделала это намеренно – открыв глаза, он видел центр большой комнаты, часть стола, а вдоль стены белела печь… Мила двигалась босиком, и потому тихо. Она не ходила между плитой и столом, а порхала, как восточная красавица… Она надела фривольный халатик на две пуговицы – очень короткий и почти прозрачный.
Павел сразу все понял. Такое с ним бывало неоднократно. Ему даже нравилось, когда женщины пытались его соблазнить… Но только не сейчас, когда под угрозой престиж Родины!
Он отвернулся к стене и вдруг все вспомнил… Паша улыбнулся потому, что теперь этот самый престиж вне опасности.
Все произошло вчера вечером…
Евдокия развернулась и, увлекая за собой Муромцева, пошла к своему дому. Телохранители спешно попятились, соблюдая дистанцию в тридцать метров. Они чуть с обрывчика в Чурку не свалились…
Это странно, но родительский дом жены самого Пугина был обычным сельским срубом с облупившейся зеленой краской… Странно потому, что чиновник просто купался в деньгах, и отстегнуть бабки на новый дом – ему, что пирожок купить.
Вероятно, что сама Евдокия не хотела изменений в этой избе. Она надеялась сохранить дорогу к детству…
Паша разжигал самовар сосновыми шишками. Это оказалось очень увлекательным делом. Медная конструкция гудела и пыхтела, как паровоз. Смолистое топливо сгорало мгновенно, выбрасывая в ночное небо кучи искр и дыма. Это чем-то напоминало Новый год с китайскими петардами.
А сама Евдокия накрывала на веранде ужин из самых простых продуктов. Почти всё были привезено из московских Супермаркетов, но это был «деревенский» хлеб, буженина с хреном и всякие там грибочки и огурчики. А в центре стола – маленький прозрачный графинчик с вишневой наливкой. Не для веселого застолья, а так, скорее для антуража… Двести грамм на двоих – это как слону чайная ложка.
Когда самовар закипел, Муромцев перенес его на веранду, и началась светская беседа. Говорили о разных разностях… В какой-то момент очарование Пугиной заворожило Павла и он почти забыл о деле. А когда вспомнил, то перевел рельсы на другую тему – про свою «невесту», которая скучает в Москве.
– Вот вы, Евдокия, не первый год замужем, а я впервые связываю себя узами. Как в народе говорят – хомут на себя надеваю… Нет, я это добровольно! По большой любви. Я уже и свадебный подарок купил.
– Интересно, Павел. И что же вы выбрали?
– Купил очень подходящую вещь, но боюсь, что будет смотреться дешевкой. Как бижутерия из чешского стекла… Я даже захватил эту штуку сюда. Мне, Евдокия, очень важен ваш совет.
Муромцев извлек коробку от киевского торта, поставил в центр стола и открыл… Или лунный вечер на веранде имел свою магию, или мерцали свечи на столе, или еще что, но копия короны сверкала во всю мощь. Дешевое фуфло, а смотрелось вполне как старинные бриллианты в золоте.
– Ой, Паша, какая прелесть… Мне муж позавчера такую же подарил. Он сказал, что это самоделка, что купил ее на Арбате у какого-то ювелира.
– Вот и я купил на Арбате. У того же самого ювелира… А давайте, Евдокия, сравним наши короны.
– Давайте!
Пугина побежала в чулан со свечкой. Было очень неудобно одной рукой за валенками и прочим старым барахлом выуживать на полке корону, завернутую в платок из козьего пуха… Впопыхах она сдвинула в сторону стремянку, и та покосилась, но осталась держаться на честном слове.
Радостная Евдокия ворвалась на веранду, поставила рядом вторую корону – и в этот момент стремянка в кладовке рухнула. И не просто так, а с грохотом – плашмя и на пол.
Падая, лесенка зацепила жестяное ведро с набором склянок от старых лекарств. Все это вместе упало на тазики, шайки и баки. Шум и звон был такой оглушительный, что его вполне можно было принять за артподготовку при штурме Берлина.
