Решив, что теперь его тайна будет сохранена, Валера успокоился, взял с полки фонарик, сел на пол, спустил ноги в люк, нащупал ступеньки и начал спускаться. Саша последовал за ним.
Спускались они долго. Внизу было что угодно, но не подпол, не подвал, не погреб. Они оказались в узком кирпичном коридоре. Лестница практически закрывала часть прохода, ведущего к Волге. Свободным был путь к усадьбе.
Валера снял со стены двухметровый шест с петлей на конце и, чавкая по столетней грязи, пошел в сторону графского парка.
Каждые десять-двадцать шагов он останавливался, пытался что-то объяснить, но так и не сказал о главном:
– Я, Саша, баню строил. Копал под фундамент. Наткнулся на вот это. Долбанул ломом – провалился… Когда я первый раз сюда спустился, решил к Волге идти. Через сто метров завал. Шагами померил – в этом месте у Машки – соседки на склоне парник стоит. Я и не стал копать. Зачем мне ее визг… Так за ее, за Машкиным парником каменные ступени к Волге ведут. Не Машка их строила. Старый камень, еще с тех времен… Пошел я в другую сторону и наткнулся…
– На что?
– Сам увидишь. Недалеко осталось.
Грязь была только на первом участке. И, возможно, от Валеркиной бани. Места-то здесь сухие, особенно в конце лета.
Гутману казалось, что они прошли уже три-четыре сотни метров. Но по опыту он знал, что все страшное и неприятное длится дольше и тянется дальше, чем есть на самом деле. Чувства в этом случае надо делить на три. И значит прошли они сто, ну максимум сто пятьдесят метров.
Действительно, начались ведущие вверх ступеньки. Это говорило о том, что они поднимаются под склон, на котором забор и графский парк.
Фонарик начал выхватывать пустоты в стене, из которых торчали остатки корней со свежими спилами. Вероятно, совсем недавно Валера благоустраивал путь к заветной цели.
Гутман заметил, что Валера начал замедлять шаг, пытается не шуметь и не хромать. Это значит, что сейчас начнется самое интересное.
Интересное не началось, а коридор кончился. Она оказались в тупике. Просто уткнулись в сплошную кирпичную кладку.
Валера развернулся и первым делом навел фонарик на свое опухшее лицо, приложив палец к губам. Ясно – шуметь не надо!
Потом он осветил ряд кирпичей на уровне своего носа и указал на четыре из них.
Замерев на несколько секунд и прислушавшись, Валера взял двумя пальцами один из выступавших из стены кирпичей, потянул на себя м сразу же выключил фонарик.
Массивная с виду стена оказалась всего в полкирпича. Сквозь появившееся окошко пробивал тусклый свет, казавшийся в темноте мрачного коридора ярким, почти солнечным.
Валера приник к окошку ухом и через несколько секунд, удостоверившись, что за стеной никого нет, смело вытащил еще три кирпича. На месте маленького проема образовалась форточка.
Гутман заглянул… В старинных замках это помещение красиво назвалось «винный погреб». Здесь все было пониже и пониже. Не было дубовых бочек, пыльных бутылок на стеллажах, паутины на сводах. И все же это был винный погреб. И стеллажи были, но на них как в самых дорогих супермаркетах теснились бутылки с яркими этикетками.
Валера провел быстрый инструктаж:
– Ближайшие, те, что прямо перед носом, брать нельзя. Расколят сразу. Мы их вытащим, чтоб не мешали, а потом на место…
Освободив поле для маневра, Валера просунул в форточку шест с петлей, заарканил бутылку с полки у противоположной стены и начал выуживать добычу… Видно было плохо и ловил он не что-то конкретное, а что клюнет. На этот раз он подсек бутылку Бордо урожая девяносто первого года. Гутман средне разбирался во французских винах, но представлял, что такое удовольствие стоит не меньше трехсот баксов за бутылку.
Валера включил фонарик на несколько секунд и осмотрел этикетку:
– Так, первый блин комом. Опять бурда попалась. Кислятина… Ничего, пригодится. Я ей селедочку заливаю. Вместо уксуса…
Второй раз закинул Валера удочку – вернулась удочка с крымским мускатом.
Третий раз закинул – заарканил коньяк заморский.
Хотел он в четвертый раз забросить свою снасть, но в погребе вдруг вспыхнул полный свет, заскрипела дверь и вошел некто в черном костюме и с сумкой.
Валера отскочил от пролома и вжался в холодную серую стену коридора. Если бы не почти полный мрак, Гутман увидел бы в его глазах ужас. В пьяной голове хромого мужика уже звучала речь прокурора: «Ранее судимый Валерий Кошкин взломал, проник и в сговоре с собутыльником похитил… Дайте рецидивисту Кошкину за грабеж от семи до пятнадцати…»
Гутман не услышал и не увидел страданий Валерия не только из-за темноты. У него просто не было времени на психоанализ. Натянув почти до глаз свою куртку, имевшую кстати почти кирпичный цвет, он собой закрыл амбразуру. Красно-коричневая куртка закрыла почти всю дыру, оставив лишь маленький просвет, куда поместился Гутмановский правый глаз.
Вошедший тип в черном пиджаке точно знал, что хотел. Он не посмотрел направо, где была полка с Бордо и Мускатом. Он не посмотрел налево, где был пролом с курткой и глазом. Он посмотрел прямо, на стойку, где полулежали десятки пухлых бутылок с шампанским. Отобрав из них пять или шесть приговоренных им к распитию, черный пиджак загрузил несчастных в сумку и направился к выходу. На пороге он остановился, ласково снял с дальней полки бутылку «Смирновской» и стал запихивать ее во внутренний карман парадного пиджака. У него не получалось, лицо на несколько секунд стало злым и азартным.
Гутман возвращался в Уваров последним вечерним автобусом. Он был весел и пьян. И для того и для другого были свои причины. По второму пункту все понятно – успешно вернувшись с добычей они с Валерой продолжили укрепление дружбы и уважения друг е другу.
Но и для веселья были поводы. Гутман чувствовал себя победителем и почти триумфатором. Кто еще за несколько часов в незнакомом губернском городе сделает столько? Первое – он снял дачу на берегу Волги. Второе – подружился с хорошим человеком. Третье – несмотря на мощную охрану, приблизился к заветной усадьбе и даже одним глазком заглянул внутрь. Четвертое…
На этом пункте Саша застрял. Он чувствовал, что есть и четвертое, и пятое, но не мог сформулировать… Да, увидел человека в черном, который пять дней назад в него стрелял. Ну и что?
До гостиницы Гутман решил идти пешком. И не зря. Прохладный ветерок с Волги привел мысли в порядок. Не все, но логика начала восстанавливаться.
Если охранник, укравший, якобы, Самсонова, здесь, значит и сам Самсонов должен быть здесь… Шишов здесь, как хозяин усадьбы. А Воловик есть его правая рука и очень нужен перед выборами… А если эти трое в усадьбе, то и остальные тут. Железная логика!
В киоске Гутман купил двухлитровую бутыль холодной минеральной воды. Стакан в себя, остальное на голову. Газировка запузырилась на груди, ледяные струи потекли между лопаток на поясницу и ниже… Мысли окончательно упорядочились.
