Шишов: Чем это она могла угрожать. У нее глазки были нежные, как у олененка.
Воловик: Документы мои к ней попали. Отчеты по твоим же депутатским выборам… Пора к гостям спускаться… Посмотри, Шишок, что это твоя псина нервничает. Смотри, в спальню рвется.
Гутман успел засунуть магнитофон во внутренний карман официантского пиджака и выкатиться из-под кровати. Гоша не успел…
Ворвавшаяся в спальню псина оказалась низконогой таксой. Собака эта, как известно, норная и ее мало интересовал человек, дергающий балконную дверь. Но тот, что под кроватью, в норе был ее добычей.
Такса схватила Егора за пятку и потянула не к балкону, а совсем в другую сторону.
Гоша пытался ползти. Такса пыталась тянуть. Силы были равны и дальше возни под кроватью дело не шло.
Вырвавшись на балкон, Гутман перемахнул через перила и глянул вниз. Опять клумба!
Он приземлился удачно. Не для цветов, а для себя. И никто на этот раз не набрасывался на него сзади, не сбивал с ног, не вязал рук.
Оглянувшись, Гутман понял, что Егору, очевидно, удалось договориться с таксой. оН уже стоял на балконе и перебрасывал через перила свои ноги. Здоровая перемахнула легко, а укушенная зацепилась и преодолела барьер только со второй попытки.
Оставалось только прыгнуть и не попасть на застывшего внизу Гутмана. Гоша прицелился, но его опередили. Чьи-то руки обвили талию, другие – плечи. Еще две руки пытались добраться до его шеи.
Гоша рвался на клумбу, но его не пускали. Он один, а против него трое на балконе, не считая собаки… Гутман видел, как над перилами мелькнули мятущиеся ноги и все временно затихло. Чувствовалось, как в спальне двое вяжут Егора, а третий бежит вниз, созывать охранников.
Гутман тоже побежал. Он быстро затерялся в толпе гостей и официантов. От других его отличала только клумбовая грязь и острый взгляд, ищущий варианты спасения.
Взгляд остановился на круглой блестящей «Тойоте». Мало того, что дверца открыта, так еще и ключ зажигания на месте.
Гутман сел, неторопливо захлопнул дверцу и начал тихо выруливать, пытаясь не раздавить ни одного уваровца. Он обогнул джип охраны, проехал мимо ступенек, на которых размахивал руками ошалелый Шишов с разбитой бровью, и, набирая скорость, рванулся к открытым все еще воротам.
Через Бродники он проскочил в гордом одиночестве. Настигать его начали на крутом волжском откосе.
В зеркальце Гутман видел, что из джиповского верхнего люка появилась фигура. Еще одна высунулась по пояс у правого окна. И из левого тоже.
Гутман не видел, что фигуры держали в руках, но догадался еще до того, как первая пуля пробила колесо.
Вывернув влево, он поскакал по кочкам, приминая кусты и давя сусликов. Когда до обрыва оставалось пять метров, он чуть притормозил, открыл дверцу и вывалился на крутой берег.
Красота! Слева заходящее солнце высвечивало красавицу яхту, справа вяло падала вниз м сверкала бликами «Тойота».
Гутман нырнул с обрыва и покатился по песку.
Почти одновременно с взрывом «Тойоты» начала салютировать яхта «Марго». Как и было приказано, ровно в девять вечера в честь банкета, в честь радостной встречи господ Шишова и Самсонова матросы начали запускать ракеты, жечь китайские петарды и фейерверки.
С большим удовольствием это делал и матрос Федор Жуков, еще вчера носивший имя Максима Ляхова.
Глава 11
Докатившись до прибрежных камышей Гутман замер. Подниматься во весь рост никак нельзя. Спускаться в воду и плыть тоже нельзя – солнце еще не зашло и с крутого бережка он будет как на ладони, как Чапаев на реке Урал. И конец будет такое же. Даже без пулемета.
Мимо камышей пробежали трое и почти одновременно вдоль реки прямо на Гутмана потянуло дымком от костра и ухой.
Несмотря на встряску и многократные переворачивания вокруг своей оси, голова у Гутмана работала… Эти трое бегут спасать людей из горящей «Тойоты». Второе – раз они варят уху на заходе солнца, значит, собрались ночевать. И они сюда не на машине приехали, а значит приплыли.
Гутман встал на колени и, стараясь не шевелить камыши, двинулся на запах ухи. Иногда под ним травяной ковер проседал, и ладони утопали в вязкой тине. Тогда он ложился на живот и полз… Ему казалось, что он почти не двигается, но аромат вареных лещей, лука и лаврового листа становился все отчетливей… Вот и костер проглянулся, и палатка около него, и лодка. Да не простая лодка, а с мотором.
Гутман был жуликом, но и совесть у него была. Одно дело честно обмануть лохов и продать им воздух, а другое – украсть лодку у людей, которые, забыв про уху, бросились тебя же спасать. Они, значит, благодарные спасатели, а ты…
Но это были лишь высоко моральные рассуждения. В своих действиях Гутман не затормозился ни на секунду. Он вырвал из влажной земли колышек с цепью, столкнул моторку в воду, дернул за веревочку и двигатель заворчал, а потом и запел. Поворот руля и лодка заскользила вниз по матушке по Волге.
На уровне домика хромого Валеры лодка приблизилась к берегу, сделала резкий вираж и в этот момент Гутман вывалился за борт. Они поплыли в разные стороны: пловец к берегу, до которого было всего-то двадцать метров, а моторка выскочила на простор речной волны. Вскоре она уткнется в противоположный берег… Сейчас они уже обнаружили, что в «Тойоте» нет обгорелого трупа. Вскоре сообразят, что Гутман нахально спер лодку. Завтра утром ее найдут на том берегу. Там и его будут искать.
Было уже совсем темно, когда мокрый беглец в черном костюме с бабочкой подошел к родной калитке. Она никогда не запиралась – чужие здесь не ходят.
Гутман доплелся до завалинки и сел перед открытым окном, за которым велась политическая беседа. Валера что-то пытался объяснить Савенкову:
– Ты пойми, Михалыч, я без претензий, но зачем мне эта демократия? Раньше как: мастером на заводе поработал и стал директором, потом райком возглавил, потом горком. За двадцать лет двадцать ступенек прошел и ты губернатор. А сейчас: год воруешь, еще год из тебя хитрые люди лепят нужный народу образ. Причесывают, речи пишут, фильмы снимают, слухи распускают. Все! Два года и ты губернатор, хотя и вор… Я верно мыслю, Михалыч?
– Да, хотя… И народ у нас доверчивый, и законы еще не совсем…
– В самую точку, Михалыч! Выберут такого губернатора по закону и становится он вором в законе… А доверчивый народ радуется: мне, мол, свободу выбора дали, я сам губернатора выбрал… Пахана себе он выбрал. Верно я говорю, Михалыч?
– Да, Шишов жулик и вор. Нельзя таких к власти допускать.
– И не допустим! Шишова-то мы притормозим, но не можем же мы по всей стране за правду стоять… Я, Михалыч, о справедливом царе мечтаю. Чтоб всем воровать запретил.
– Но ты сам, Валера, где коньяк – виски достаешь?
– Это я не ворую. Я у вора конфискую. Свое беру… И я же не ящиками. Я меру знаю…
