Еще несколько поворотов – и нотариус оказался на Чистопрудном бульваре… Потом дальний разворот у Покровских ворот – и опять к Мясницкой…
Феликс точно видел, что за ним не было хвоста. И не было ничего подозрительного вокруг магазина… Значит можно начинать!
Когда Гриневский остановился у магазина, он сразу заметил, что Галя уже открывает дверь.
Он пробежал пять метров по пустынному тротуару и юркнул в зал, где стоял крепкий и аппетитный аромат еды – хлеба, копченостей, ванили и каких-то специй вроде перца и лаврового листа…
Феликс почему-то подумал, что начало этим запахам положил купец Собакин. Еще при нем ваниль и корица впитывалась в стены магазина…
Феликс принес две тяжелые сумки. После разбоя в Малаховке, когда он за час разворотил печь с изразцами, он приобрел опыт и уверенность в себе. Да и так понятно, что крушить русскую печку из старинного кирпича посложнее, чем долбать груди гипсовой Венеры.
Яремчук сразу заперла входную дверь и опустила шторы на двух окнах. Теперь можно было работать, не опасаясь, что случайный прохожий заметит разгром… Шуметь, конечно, надо тише, но и это не так страшно – жилых квартир в округе нет. Кругом одни сплошные офисы!
Под правой Венерой уже стоял рабочий стол, придвинутый Галиной. А на столе – старая, и потому крепкая табуретка.
Гриневский надел синий халат, взобрался наверх и пощупал холодную гипсовую грудь… Она была неестественно твердая и огромная – в два раза больше аналогичного прототипа.
Феликс наклонился к Галине и голосом опытного хирурга произнес: «Молоток и зубило»…
Он долго прицеливался перед первым ударом. А потом установил зубило, размахнулся и звезданул так, что верхушка левой груди отскочила вбок и развалила на соседней полке пирамиду из коробочек с чаем…
Гриневский попытался заглянуть внутрь дупла, но дырка была небольшая, как в скворечнике. Если прислониться к отверстию глазом, то внутри темно и страшно. А широкий фонарь вообще всё заслоняет.
Феликс приставил зубило повыше, туда, где у подмышки рядом с ключицей была маленькая складка…
Ему было неудобно. Размахиваясь правой рукой, он мог потерять равновесие и упасть под прилавок. Но, как и в Малаховке, Яремчук мощно держала его за верхнюю часть бедер…
Удар! Удар! Еще удар… И левая грудь гипсовой Венеры снесена полностью.
Теперь можно посветить фонарем… Внутри на уровне груди была пустота. А пониже, где живот, виднелась пыльная полка, на которой лежали три свертка из старой мешковины.
Феликс вынул первую упаковку и обрадовался ее солидному весу – не меньше двух кило! И тяжесть какая-то особая. Благородные металлы чувствуешь совсем не так, как свинец или сталь…
Он доставал второй пакет, а тем временем Галина быстро развернула первый сверток и выкрикнула что-то победное. Типа: «Ваау! Это они»…
Она очистила часть прилавка и начала расставлять собачек… Первым встал принесенный с собой пудель. Та самая фигурка, которую врач Яремчук украла из кабинета академика сразу после его убийства… Потом золотой дог с глазами из крупных бриллиантов… Затем спаниель с сапфирами…
* * *
В штабной «Газели» теснились трое – в центре у экранов Миша Марфин, по правую руку Савенков, а по левую – Федор Федулов… Они видели всё!
Одна из камер была направлена на прилавок, где выстраивались блестящие собачки. Сначала четыре. Потом семь. И наконец – все десять… Последним в строю встал сеттер на подставке из бирюзы и рубинов.
На экране было видно, как Гриневский спрыгнул с табуретки на стол и спустился вниз. Он подошел поближе к прилавку и замер перед строем драгоценных псов.
Савенков начал потирать переносицу – явный признак того, что он волнуется. И даже нервничает!
– Пора, Федор!.. Ты чего тянешь? Командуй!
– Да, теперь, пожалуй, пора.
Федулов включил рацию, на связи с которой были и омоновцы в автобусе, и криминалисты, и оперативники, и Крылов с Варварой, которые в одной из машин изображали влюбленную парочку…
За пять секунд Федор уточнил, что все его слышат и понимают. После этого он усилил голос и начал говорить торжественно, как Левитан при штурме Берлина.
– Внимание всем!.. Полная готовность. Начинаем через десять секунд… Четверо блокируют двор. Остальные – на штурм основного входа. Работаем по полной программе!.. Вперед!
Двери автобуса распахнулись и на улицу стали выбегать бойцы в бронежилетах, касках и масках… В данном случае в этом не было никакой необходимости, но так у них принято…
Бойцы бежали мимо витринных стекол, как бизоны в прериях. Ночное эхо разносило их топот во все стороны. И понятно, что и двое в магазине сразу поняли «По ком грохочут сапоги»…
На экранах штабной «Газели» было видно, как Гриневский открыл сумку, сгреб в нее всех собак, а Галина потащила его куда-то в подсобные помещения… А там камер не было!
Омоновцы ворвались в магазин через десять секунд. Федулов по рации сразу направил их в нужный проход… Бойцы очень быстро нашли в подсобке стальной люк, который почти на их глазах был закрыт и заклинен снизу намертво. Как переборка в подводной лодке!
Люк не поддавался ни кувалде, ни профессиональной «болгарке». Было много грохота, много искр, но сталь крепка…
Все понимали, что под люком могло быть что угодно. И маленькая комнатка, и череда сообщающихся подвалов, и переход в систему московских подземелий, где есть выходы куда угодно – в Неглинку, в метро и под Кремль…
Федулов велел у люка оставить одного бойца, а остальным рассредоточиться по району и проверять всех без оглядки на пол и возраст.
К рассвету все выдохлись… Бойцы ОМОН подтянулись к своему автобусу, руководство забралось в «Газель», а остальные разбрелись по своим машинам…
* * *
Гриневский понял, что они идут по кругу… В первый момент, когда они прошли в мрачный коридор со сводчатыми потолками, казалось что это путь к свободе.
Но после трех поворотов они уперлись в решетку. А дверь слева вела на склад всякого хлама – старой мебели, бракованных унитазов, мешков с архивами какой-то конторы…
Фонарик светил, но уже не так ярко. Это был намек, что через час они останутся без света… Гриневский предложил вернуться, и они пошли в поисках другого пути.
Но это напоминало лабиринт – любой боковой коридор кончался стальной решеткой или наглухо запертой дверью.
С другой стороны эти подвальные коридоры уходили на две сотни метров от магазина. Над ними – неразбериха домов и косых переулков. Если выползти наверх, то можно юркнуть в соседний подъезд, а днем смешаться с толпой и проскочить к метро.
Пока фонарик горел, они стали искать выход… В верхнем углу одного из подвалов они увидели наклонный загрузочный люк из двух дверок. Он был изнутри закрыт на почтовый замочек…
