– Позвольте, я расскажу по порядку, –
вежливо-непреклонно оборвала дама. – Банковское дело, знаете ли, милая,
приучает к систематичности… Мы спускались вниз, я имею в виду, я и Герти, в
подъезде было тихо, и мужской голос слышался вполне отчетливо. Я бы сказала,
довольно возбужденный голос.
И отнюдь не тихий. Впрочем, оттого, должно быть, что он
волновался, говорил довольно неразборчиво. Он очень волновался, я уверена. А
говорил… Про Сатану, про измену, про кровь. Пожалуй, эти ключевые моменты я бы
выделила…
Она сделала короткую паузу, и Даша ринулась в брешь:
– Ключевые моменты – это как? Вы домысливали?
– Милая, в такой ситуации вряд ли стоит
«домысливать», – сказала банкирша. – Речь шла о Сатане, о измене и
крови – эти моменты определенно главенствовали. А интерпретировать, толковать и
домысливать, простите, не собираюсь. Конечно, здесь возможны разные
интерпретации. Допустим, измена Сатане карается кровью. Или – Сатана требует
измены. И так далее. Я третий раз повторяю: если мне позволено будет выделить
ключевые моменты, буду настаивать, что таковыми следует считать «Сатану»,
«измену», «кровь», – она говорила весьма бесстрастно, словно и в самом
деле привычно сводила дебет с кредитом. – Когда мы оказались меж вторым и
первым этажами, он, должно быть, нас услышал и замолчал. Пока мы проходили
мимо, они молчали. Конечно, если бы девочка стала звать на помощь, я непременно
вмешалась бы: терпеть не могу в нашем подъезде всякого…
«Пожалуй, и вмешалась бы», – подумала Даша. По
физиономии видно – из тех, кто непременно вмешается ради удовольствия прочесть
длиннейшую нотацию. Если, конечно, противник не особо грозен.
Должно быть, дама истолковала ее быстрый взгляд совершенно
превратно, потому что поджала губы:
– Заверяю вас, я бы вмешалась. Герти, знаете ли, может
вцепиться как следует, а у меня есть привычка носить с собой газовый пистолет –
сейчас зима, гулять приходится в темноте…
– Какой? – спросила Даша.
– Пистолет? «Бригадир», – она глянула чуть
свысока. – Желаете посмотреть разрешение?
– Ну что вы, – сказала Даша.
Уж у этой-то все бумаги всегда в порядке. А кто-то только
что чирикал, будто дамочки предпочитают револьверы…
– Итак, вы их увидели… – сказала Даша.
– Ну, как вы понимаете, я не могла остановиться и долго
на них взирать. На помощь она не звала, хоть я и приостановилась, а Герти тянул
на улицу… Девочку я рассмотрела лучше, она стояла лицом ко мне, спиной к
батарее, а вот мужчина отвернулся, такое впечатление, умышленно, шапка у него
была нахлобучена на глаза, воротник поднят… знаете, как в плохом фильме. Даже
перчаток не снял.
– А что на нем было, кроме перчаток? – спросила
Даша.
– Светло-серое кашемировое пальто, по-моему, самую
чуточку великоватое. Самую чуточку, – придирчиво уточнила она. – И
норковая шапка, не формовка, завязки четко просматривались. Вот брюки и обувь,
простите, не рассматривала… Человек, я бы сказала, респектабельный, если вам
понятно значение этого слова…
– Понятно, – сказала Даша. – А внешность?
– Я же только что говорила – поднятый воротник,
нахлобученная шапка… Волосы, осталось впечатление, черные. То ли небрит, то ли
просто смуглый.
– Кавказец?
– В смысле? Ах да… Не знаю, не знаю. С одной стороны,
что-то такое в форме носа, в оттенке волос, в этой, изволите ли видеть,
небритости… Но, с другой стороны, ручаться могу, голос звучал совершенно на
славянский манер. И еще… – она поколебалась. – Не исключено, у него
на правой щеке то ли шрам, то ли ожог. Большой шрам или большой ожог. Опять-таки
нечто мельком увиденное, впившееся потом в подсознание, если вы понимаете, что
я имею в виду…
– Понимаю, – повторила Даша. – А девушка
была – та самая?
– Естественно.
– Как они стояли?
– Я же сказала…
– Я поняла, – терпеливо произнесла Даша. –
Она спиной к батарее, он – к ней лицом… Я о другом. Он ее удерживал? Оттеснял к
батарее? Как он держал руки?
– Руки… руки… Да нет, вы знаете, кажется, не удерживал.
Скорее уж держал руки в карманах.
– Как же вы рассмотрели, что на руках у него были
перчатки?
– Что? Ах да… Ну значит, то ли сунул руки в карманы,
когда мы проходили, то ли, наоборот, вынул… Не могу же я помнить с
фотографической точностью! Но девушку он не удерживал, уверена. Правда, стоял к
ней практически вплотную…
– И она не позвала на помощь, не бросилась в вашу
сторону?
– Ничего такого. Покосилась на меня мельком и опять
уставилась на него. Не думаю, чтобы она порывалась позвать на помощь.
– Ожог или шрам?
– Не знаю. Но какой-то крупный дефект определенно
имелся. И что самое странное… – она задумалась, подыскивая четкую
формулировку. – Сам облик этого субъекта с чем-то для меня ассоциируется…
– Вы его видели прежде?
– Не знаю, не могу сказать… Но почему-то он для меня
ассоциируется с… с понятием «нечто уже виденное». Мне он незнаком, безусловно,
не припомню никого с таким шрамом или ожогом…
– Значит, ни брюк, ни обуви не рассмотрели?
– Простите, нет.
– На девушке были шапка и шуба…
– Вот именно. Я же проводила потом милиционеров к… к
тому месту. Когда они приехали – должна заметить, не столь уж и оперативно
(капитан Черданцев благоразумно промолчал). Шуба, шапка, коса… вот только
неизвестно, откуда на ней появился этот шарфик…
– Значит, в подъезде шарфика на ней не было?
– Не было. Могу ручаться. Он бы обязательно бросился в
глаза.
– Вы вышли на улицу…
– И прошли меж гаражей на соседнюю. В сквер.
– Долго гуляли?
– Двадцать пять минут. Плюс-минус минута. Я, знаете ли,
отношусь ко времени скрупулезно…
– Значит, когда вы их увидели в подъезде, было…
– Из квартиры мы вышли в… после шести пятнадцати, так
будет точнее.
– Так… – сказала Даша. – Плюс три-четыре
минуты, чтобы выйти в сквер, и там двадцать пять минут… возвращались той же
дорогой, да?
– Естественно. Собака, знаете ли, привыкает к
определенному маршруту. Едва мы вышли из-за угла, я увидела в луче
фонарика… – Даму явственно передернуло. – Узнала ее моментально.
